И вот представители этого третьего, так сказать, сословия, смотрели на агонизирующего вождя и думали каждый о своём. Нужно отдать им должное: они сполна выполнили свой врачебный долг, постарались спасти Иосифа (хоть и понимали, что дело безнадёжно)! Осмотрев пациента, смерив давление – (210 на 110) – и сделав все положенные процедуры (биохимический анализ крови и мочи, кардиограмма, прослушивание стетоскопом и проч.) – они поставили диагноз, не вызывавший сомнений с самого начала: кровоизлияние в левое полушарие мозга. Проще говоря: инсульт (а ещё проще – кондрашка)! Тут же назначили лечение: введение препаратов камфары, кофеина, строфантина, глюкозы, пенициллина, а ещё – кислородные подушки и пиявки. Ну и личное присутствие, которое тоже что-нибудь да значило! Среди врачей был знаменитый на весь мир профессор Мясников Александр Леонидович, а кроме него: министр здравоохранения Третьяков, главный терапевт Минздрава Лукомский, и ещё несколько самых настоящих светил тогдашней медицины. Тут же суетились Берия с Маленковым. Оба были немногословны и загадочно-спокойны. Никой паники. Никаких угроз. Никакой нервозности. Берия сразу объявил присутствующим, что партия и правительство всецело им доверяет и что они могут предпринять по медицинской части всё то, что сочтут необходимым, со стороны руководства страны они заранее получают полное согласие и помощь! Такое напутствие заметно всех приободрило, вселило надежду на то, что, быть может, они останутся живы после всей этой передряги. А может, даже не лишатся своих должностей! И вправду сказать: на фоне психоза последних месяцев такая речь была и неожиданной и необыкновенной. Берия как бы давал понять всем: когда я приду к власти, всё переменится! Партия и правительство будут относиться к вам с должным уважением. Бесчинств и беззаконий больше не будет! Спокойно делайте своё дело и ничего не бойтесь! Жизнь продолжается! Верьте мне, люди, я хороший!..
Чем больше Берия говорил, чем сильнее успокаивал и приободрял профессоров, тем меньше они хотели спасать Иосифа. Одно лишь успокаивало и примиряло их всех с действительностью: спасти Иосифа уже нельзя! Или, как говорят в таких случаях: спасти его могло лишь чудо. Но чуда не предвиделось. Его никто не ждал. И если бы оно вдруг появилось на пороге, его прогнали бы взашей! Толкнули бы в зад ногой и крикнули вдогонку: пошло отсюда вон! Спасай кого-нибудь другого. Здесь тебе не место! Нам и без тебя хорошо!
Слышал ли Иосиф эти разговоры? Знал ли о тайных мыслях всех этих людей? Нет, конечно. Он ничего не знал. Не догадывался. Не чаял. Он уже не принадлежал этому миру, пребывал в сумеречной зоне, где нет ни предметов, ни образов, ни мыслей, ни надежд, ни боли, ни отчаяния. Это было существование без психологии и перспективы, равнодушное скольжение по ткани бытия. Нисходящее перемещение в ту загадочную область, где тонут последние отблески, где звуки словно бы гаснут в непроглядной тьме. Ему прокалывали вену толстой блестящей иглой и вливали в густеющую кровь едкий разжижающий раствор, приподнимали веко и засматривали в неподвижный зрачок, пронзая его до дна ярким лучом, слушали через холодный стетоскоп трепещущее сердце, поднимали и опускали дряблые безжизненные руки, зачем-то поправляли одеяло. Ничего этого он не чувствовал. Ко всему был равнодушен. Ни на что не реагировал. Это тело было уже не его. И все заботы бренного мира, всё громадьё планов, вся борьба за мировое господство, все грандиозные замыслы, все страхи и тревоги – всё это его уже не касалось. Иосиф всё глубже погружался в непроницаемую тьму, сам становился тьмой и наконец находил упокоение в той первородной среде, из которой когда-то вышел. Что ждало его за последней чертой – на самом дне? Великое Ничто или мириады загубленных им душ? Страшный суд и вечные муки или полное забвение всего и вся? Этого он не знал. И никто этого не знает. Но ясно было одно: вместе с ним из этого мира уходило нечто страшное, непостижимое, бесчеловечное! Пропадало наваждение. Останавливалась дьявольская машина смерти. Иссякали реки крови. Прекращались страдания миллионов людей – тех самых, что были рождены для счастья и радостного труда, но были унижены и растоптаны, были низведены в прах – злой волей человека, возомнившего себя властителем и повелителем всего сущего на этом свете. И невдомёк ему было, что он ничем не лучше всех тех, кого он презирал и кого втаптывал в грязь. Что он, быть может, самый ничтожный изо всех людей, самый глупый, самый трусливый и бесчеловечный. Человек с душой зверя – какого ещё не было на свете. И никогда уже не будет! Будем в это верить. Будем на это уповать. И будем просить неведомое божество никогда больше не посылать в этот мир столь страшные сущности, сеющие вокруг себя жестокость, опустошение, смерть…