Память Вавилона

Офелия сразу поняла, кто такие эти Лорды: они правят Вавилоном, как Настоятельницы – Анимой, то есть служат Богу в качестве Попечителей. И если их власть над ковчегом настолько безгранична, как утверждает Амбруаз, ей следует удвоить бдительность, чтобы не попасться им на глаза.

Девушка так глубоко задумалась, что вздрогнула от испуга, когда ей в лицо врезалось огромное птичье перо, едва не разбившее очки. Пандус, который они одолели, выходил на широкую террасу, нависавшую над пустотой: за каменной балюстрадой простиралось бездонное небо. А на краю террасы находился железнодорожный перрон, где стоял состав из нескольких вагонов, казалось, уже готовый двинуться в путь, то есть в облака, – больше ехать было некуда. Последние пассажиры торопливо занимали свои места.

– Мы как раз вовремя, трамаэро сейчас отправится, – с улыбкой сказал Амбруаз, взглянув на вокзальные часы.

Офелия заколебалась. Она не могла оторвать взгляд от гигантских крылатых существ, восседавших на крыше переднего вагона. Какой-то чернокожий человек с золотистыми волосами – вероятно, родом с Тотема (Офелия читала про этот ковчег в учебнике географии), – сновал между ними, проверяя упряжь.

– Кто они? Звери?

Амбруаз ответил Офелии только после того, как ему удалось в своем кресле втиснуться в ближайший вагон и приложить к валидатору два билета:

– Это химеры[7], miss. Они сильны, как кондоры, и безобидны, как канарейки.

Начальник вокзала дал свисток, и крыша вагона заскрежетала под когтями птиц. Поскольку все скамьи были заняты, Офелия инстинктивно ухватилась за кресло Амбруаза.

– А этот… трамаэро… не слишком тяжел для таких птиц?

– Конечно, тяжел, – ответил Амбруаз, к великому беспокойству девушки. – Но они его не тащат на себе всю дорогу – только запускают в небо. А дальше трамаэро летит в невесомости. Худшее, что может случиться, – химеры прекратят полет, и вагоны зависнут в воздухе. Но такого здесь не бывает, – заверил он, указав на бритоголовую женщину, обходившую скамейки с пассажирами. – На борту всегда работают циклопы, и они контролируют гравитационные поля. Я вас успокоил, miss?

– Более или менее.

Офелия прислонилась к окну; трамаэро с металлическим скрежетом несся сквозь пустоту. Полет напомнил ей гонку воздушных саней, которые мчали ее в Небоград, но был еще более фантастическим.

Убедившись, что им не грозит падение, девушка успокоилась и стала разглядывать пассажиров, которые, видимо, давно привыкли к подобным перелетам и уделяли больше внимания своим книгам, чем пейзажу за окнами. Все они выглядели очень молодыми, очень серьезными, поглощенными чтением и не склонными к болтовне.

– Студенты, – шепнул ей Амбруаз. – Трамаэро сначала доставит их в наши пять академий и в Школу виртуозов и только потом остановится у Мемориала. Так что у нас полно времени… А известно ли вам, что в пустоте между ковчегами было предпринято множество изысканий? – неожиданно спросил он. – И выяснилось, что ни одно живое существо – ни человек, ни птица – не способно провести в этом пространстве больше нескольких часов, хотя там вполне достаточно кислорода. Чем дальше в него проникаешь, тем хуже себя чувствуешь. Мой отец однажды решил проделать такой опыт, надев скафандр своего изобретения. Ему хотелось сфотографировать Ядро Мира[8] – ну, знаете, то, где бушуют постоянные вихри. Он выдержал шесть часов тридцать девять минут и потом признался мне, что они были самыми тяжкими в его жизни. Как будто там действовала неведомая сила, которая выталкивала его прочь. Просто фантастика, не правда ли, miss Евлалия? Похоже, ядро нашей прежней планеты стремится напомнить нам, чем оно некогда было. Моего отца очень огорчает это препятствие: ведь иначе он мог бы перелетать с ковчега на ковчег по прямой, не тратя времени на то, чтобы огибать контуры древнего мира.

– Вот как? – вежливо отозвалась Офелия.

По правде говоря, ее куда больше занимала предстоящая встреча с безглавым солдатом, чем рассуждения Амбруаза.

– А кстати, известно ли вам, что ковчеги не подчиняются законам гравитации? Все небесные тела тяготеют друг к другу с той или иной силой в зависимости от их массы и расстояния между ними. Все – но только не ковчеги. Они сохраняют между собой постоянную дистанцию и вращаются в пространстве с одинаковой скоростью, в едином ритме, словно по-прежнему объединены в одно общее небесное тело. Ученые называют это явление планетарной памятью.

Офелия спросила себя: как ученые отнеслись бы к тому, что в расколе мира виновен злой гений апокалипсиса, заключенный в зеркале?