Этот аргумент окончательно усмирил Леди Септиму. Она щелкнула каблуками и направилась к двери, оглянувшись по пути на Офелию. Ее лицо смертельно побледнело, зато горящие глаза, напротив, извергали пламя. Казалось, она мобилизовала все свои свойства, пытаясь прожечь насквозь наглую девчонку, которая посмела узнать больше, чем известно ее наставнице. Офелия храбро выдержала испепеляющий взгляд, но все же облегченно вздохнула, когда за Леди Септимой закрылась дверь.
Торн повернул до упора штурвал на двери, и в зале ордоннатора воцарилась тишина.
– Итак, белый лист? – констатировал он.
Офелия прикусила губу. В голосе Торна не чувствовалось упрека, но это ровно ничего не значило. Говорил ли он с акцентом Вавилона или с акцентом Полюса, в любой ситуации его голос всегда звучал ровно, не позволяя понять, что у него на уме.
– Мне очень жаль… Вы просили не привлекать к нам внимание Леди Септимы, а я поступила как раз наоборот…
Торн не ответил. Он ждал продолжения. И Офелия начала рассказывать:
– Автор этой рукописи жил здесь в те времена, когда на месте Мемориала была школа. И он… Я абсолютно уверена, что он знал Духов Семей. Я хочу сказать: знал их еще детьми. И, мне кажется, он также знал и Бога, – добавила девушка, нервно сглотнув.
Она надеялась, что Торн хоть как-то отреагирует на ее сообщение, но он и бровью не повел.
– У вас еще какая-то информация?
Офелия, конечно, не рассчитывала, что он подхватит ее на руки и закружит в воздухе, но ей не помешал бы хоть самый скромный признак удовлетворения.
– По-моему, я сильно изменилась. Не знаю, когда это началось. Может, после
И девушка по старой привычке начала грызть шов на своей перчатке. Но тут ее взгляд упал на застекленный стеллаж, и отражение, увиденное там, ей очень не понравилось. Маленькая женщина, которая в глубине души чего-то боялась. Полуженщина, полудевочка…
Офелия отвернулась от стеллажа и взглянула на Торна.
– Я
И она рассказала Торну все, что смогла узнать. Про школу мира и согласия, про экскурсию в город, про огни Л., телескоп А., исчезновения З., а главное, передала ему последние слова коменданта: «Он не такой, как эти окаянные ребятишки, он другой. Я должен поговорить с командиром».
– Ну как? – спросила она. – Это и есть то, что Генеалогисты поручили вам найти?
– В журнале могли быть еще какие-нибудь детали, ускользнувшие от вашего внимания?
Торн, верный себе, задал вопрос присущим ему тоном следователя. Он как будто не замечал, что каждым своим словом усугубляет тягостное чувство вины Офелии, давая ей понять, что она не оправдала его ожидания.
– Мой транс длился недолго, но, думаю, основное я все-таки узнала.
– Вы могли бы повторить этот опыт?
– Не уверена. Я ведь не могу войти в такое состояние по своей воле. Мне нужен некий… толчок. Но я… я попробую еще раз, – торопливо добавила девушка под пристальным взглядом Торна.
Она вдруг осознала, что ни в чем не может ему отказать. Они поменялись ролями – вот уж поистине злая ирония судьбы! Неужели и ему довелось испытать в те давние времена такое же чувство постоянной неуверенности?
Офелия услышала металлический скрежет – Торн вдруг пошевелился и встал со словами:
– Это не обязательно.
Подойдя к дальней стене зала, он отворил дверь, так искусно замаскированную в панели, что Офелия прежде ее не замечала. Торн не попросил девушку следовать за ним, но, поскольку он стоял не двигаясь, она подошла к нему.
Дверь вела в комнату отдыха, отделанную, как и зал ордоннатора, деревом и медью. Интерьер был крайне скромным: шкаф, стол с лампой, кровать и полки. Офелия заметила также две фантопневматические трубы: одна служила мусоропроводом, удалявшим отходы из Секретариума, в отверстии второй стоял поднос с тарелкой какой-то бурды. Неужели еду для Торна фантомизировали?
На покрывале кровати – ни одной морщинки, мебель и пол сияли чистотой. А на всех полках стояли рядами бесчисленные аптечные пузырьки с какой-то жидкостью.
Торн, согнув длинное тело, сел на стул перед шкафом, распахнул его дверцы и устремил туда взгляд. Офелия тоже заглянула внутрь и удивленно подняла брови, увидев, что вешалки с рубашками отодвинуты в обе стороны, а вся середина шкафа занята невообразимым количеством перфорированных лент, приколотых к задней стенке булавками, словно коллекция бабочек. Зашифрованные аннотации книг, обработанные ордоннатором. И на каждой из них стоял черный крест.