Память всех слов

– Не знаешь? Ты не знаешь? Была битва, я видела ее тень. А во время битвы люди возносят молитвы к богам. К твоей госпоже столь же часто, как и к Реагвиру.

– Это была схватка между последователями Галлега и Лааль. К моей опекунше молитв обращалось не много. Я знаю уже результат, се-кохландийцы потерпели поражение. Лабайя ближе всех, она гонит туда, чтобы разобраться в деле подробней.

Малышка Канна повернулась так, чтобы посмотреть на женщину прямо, а глаза ее напоминали… Воспоминание о замечании насчет чудовищ, плавающих в глубине, возникло само собой.

– Я видела это. Я поднималась, а тварь живьем пожирала мое тело. И были ду´хи. Много духов – больше чем должно быть, даже если бы сотни тысяч воинов столкнулись лицом к лицу. Знаешь, что это может означать? Знаешь? Если это какая-то игра Эйфры, то я клянусь: она пожалеет.

Огевра дернулась так, словно стальной клинок ткнулся ей в спину. В долю мгновения изменилась. Тело ее, казалось, принялось расти и словно обретать глубину.

– Не грози мне, дитя.

– Это не угроза – всего лишь предупреждение.

Йатех отступил на полшага назад. Два чудовища, скрытые в телах смертных, смотрели друг на друга с расстояния в три шага, а воздух между ними стонал.

То, что повыше – чудовище в коричневом платье, – широко ухмыльнулось, словно акула, похваляющаяся комплектом зубов.

– Знаешь, то, что ты только что сказала, – предельная банальность. Более затертого оборота, пожалуй, и не бывает. «Это не угроза – всего лишь предупреждение», – повторила она драматическим шепотом. – И оно было таким, уже когда я открыла глаза в первый раз. А слово – не вино, со временем вкус у него не улучшается.

– Тогда проигнорируй его, если отважишься.

Улыбка угасла.

– Так уже лучше. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы это сделать. Что ты хочешь?

– Знания. Что именно произошло в Степях?

– Не знаю. Но узнаю. Я послала туда Лабайю. Волна идет дальше, пробуждая все, что имеет уши. А если это она – я буду знать.

– И что ты сделаешь? Что сделаешь, если это она? Встанешь передом или спиной?

– Ох… «Встанешь передом или спиной»… Ты даже не представляешь, как долго я не слышала этого вопроса. А если я встану сбоку и понаблюдаю?

– Как всегда. – Канайонесс кивнула и отвернулась от надгробия. – Ничего другого я и не ожидала. Поведаешь ли мне, что она тебе еще сказала?

– Кто?

Госпожа Несчастий встала лицом к плите с надписью. По кладбищу повеял легонький ветерок: словно гигант медленно выпустил воздух, слишком долго сдерживаемый в груди.

– Она. Когда ты встретила ее впервые. Мне она не подарила ни слова, но с другими же она разговаривала, я знаю. Что еще сказала тебе, кроме проклятий? Потому что должна была что-то сказать.

– И зачем тебе это?

– Я собираю ее слова, хочу их помнить. Помнить все ее слова, чтобы узнать ее саму. Скажи мне… прошу.

Гигант снова задержал дыхание.

– Она сказала… – Старшая женщина сжала ладони в кулаки, а после с видимым трудом выпрямила пальцы. – Сказала… Край щита тоже может убить.

Глава 6

Пробуждение было нормальным и безболезненным. Укрытый тонким одеялом, Альтсин лежал в кровати в комнате, где провел последние ночи, и не кружилась у него голова, не вонял он непереваренным вином, и ничего у него не болело.

Память тоже была в порядке. Услужливо подсовывала образы пира, полного подворья гостей, тени, отбрасываемые расставленными факелами, ссорящихся ведьм…

И ничего дальше. Стена. Он помнил миг, когда старая достигла превосходства над младшей, почти раздавила ее, а потом… Он натолкнулся на стену раз и другой. Ничего. Тьма. А ведь выпил он совсем немного – всего два кубка, не больше. Может, то, что весь предыдущий день он болел, заставило вино действовать сильнее, чем обычно, и оно так сильно ударило ему в голову?

Альтсин медленно встал, ожидая, что притаившееся похмелье прыгнет на спину, но нет, не почувствовал даже малейшего головокружения. «Если сейчас я встану и пройду, не открывая, сквозь дверь – это многое объяснит, – подумалось ему. – Тогда я мертв и теперь, как дух, буду бродить по окрестностям».

Голый.

Под одеялом он был без ничего. Даже без носков. Зато его тело… щиколотки и колени выглядели синими мячами, живот был надут, а ладони настолько опухли, что он не смог бы сжать кулаки.

Когда он так стоял и, словно дурень, таращился на свои руки, дверь отворилась, и вошла она. Старуха.

Он шмыгнул в сторону постели, заворачиваясь, словно в тогу, в одеяло, и замер, а уши его наполнились тихим хихиканьем.