Ему показалось, что снаружи комнаты раздались крики и плач.
Он это проигнорировал.
Чары даже не коснулись его.
– Единственный шанс. – Шепот мужчины на троне был едва слышим. – Докажи, что ты тот, за кого пытаешься себя выдать. Слова могут врать, облик – обманывать, но определенные вещи не изменишь. Рань меня. Пролей каплю моей крови. Если сделаешь это, то я отвечу на все твои вопросы и позволю покинуть остров. Если не сумеешь – я пожру твою душу.
Труп вскочил с трона, откуда-то извлекая короткий клинок двойной заточки. Прыгнул. Альтсин кинулся к нему с голыми руками, сошел с линии удара, сбивая короткий укол в горло, простой и слишком предсказуемый, и вдруг почувствовал огонь в правом боку. Второй нож. Клинок, ловко скрытый в левой руке, распорол ему кожу от нижнего ребра до самого паха. Вор проигнорировал рану, она не была смертельной, перехватил правую руку мужчины и дернул, отступая по кругу. Рука выгнулась, суставы затрещали, нож выпал из слабеющих пальцев.
Вор перехватил его, прокрутился на пятке и метнул.
Оружие мелькнуло и ударило в щеку резьбы, украшающей спинку трона. На дереве осталась царапина, казавшаяся темнее, чем нужно.
Капля живого, багрового сока наполнила его за несколько секунд и застыла, схватившись.
– Вот твоя капля, дружище. – Альтсин не узнавал собственного голоса. – А теперь выслушай меня.
Хватит этого!
Он покрутил головой, провернулся вокруг оси и в дикой ярости сунул ладонь в рот. Стиснул зубы, сильно, СИЛЬНЕЕ!!! Кровь полилась ему в рот, он дернул головой, раздирая кожу, щелкнул зубами, ухватывая себя снова.
Прочь! Прочь! Про-о-о-о-очь!!!
Он застыл, чувствуя, как что-то ломается у него внутри и обрывается; как онемение, переходящее в боль, пробегает по его левой ноге вверх, вдоль ноги, под мышку до самого плеча, а потом что-то взрывается у него в глазу, и он вдруг перестает видеть что-либо слева. Уши его наполняет щебет птиц, а рот – вкус клубники. Потом что-то щелкнуло, и он полностью утратил зрение, а темнота залила его феерией радужных красок.
А затем – поглотила.
Интерлюдия
Канайонесс уселась со скрещенными ногами и всматривалась теперь в кусок доски, на котором кто-то неровными движениями кисточки красной краской нарисовал жуткую размазню. Повернула рисунок боком, затем вверх ногами и еще раз. Только потом кивнула довольно:
– Так трудно понять, где верх, а где низ?
Она проигнорировала вопрос.
– Это нам пригодится? – продолжал он нажимать.
– Тихо. Вот теперь. Смотри. – Она подсунула доску ему под нос. – Эта женщина была или абсолютно гениальной, или… безумной.
Она посмотрела на Йатеха снизу вверх и подмигнула. Он не дал себя обмануть. Последние дни с той поры, как они посетили комнату с мечом и – как она объяснила – «засеяли зерно», Малышка Канна ходила словно в полусне, ела, когда ей приносили еду в комнату, меняла одежду, когда он ронял Иавве короткое «переодень ее». Йатех не знал, спят ли они вообще.
И вот сегодня Канайонесс показала ему то, что лишь горький пьяница мог принять за рисунок.
– Сейчас. Погляди. Я уже думала, что Эйфра меня обманула, указав на ту женщину.
– Ту, с рынка? Торговку шелком?
– Ее. Некий племенной божок вот уже поколения высылает своих ведьм – можешь называть их жрицами, – чтобы разнюхивали для него в тех местах, где наши Бессмертные прикоснулись к миру людей. Эта женщина следила для него за Оком Агара. И рисовала. От тоски или скуки. Смотри. – Канайонесс сунула ему дощечку под нос: – Вот, видишь? Двери, порог, кусок стены и башня, вздымающаяся вверх. – Ее пальцы показывали на очередные пятна, а он начинал замечать двери, стену, башню. – Вот только это не башня, о нет. Это он. Он собственной персоной. Проведаем его. Завтра, когда я высплюсь.
Зеркало льда выплюнуло их в полутьму. Липкий и неприятный воздух чуть ярился красным блеском остывающего жара, но это свечение напоминало не о тепле и огне, но лишь о застывающей крови. Канайонесс огляделась, нетерпеливо фыркнула и щелкнула пальцами. Масляная лампа засияла теплым светом.
– Ты осмеливаешься высекать огонь в моем доме без позволения?
Голос разносится отовсюду: возмущены были стены, пол и потолок. На миг Йатеху померещилось, что они оказались во рту гиганта, который вот-вот прожует их и проглотит.
Малышка Канна проигнорировала голос. Подошла к мужчине, лежащему на красных досках, встала, поглядывая на него. В этом свете выражение ее лица было не прочесть.
– Я сказал…
– Я слышала. Ты хочешь позволить ему умереть?
– Он не умрет. Ты об этом знаешь. Самое большее, останется слеп и парализован.
– Понимаю. – Девушка развернулась в сторону маячащего в темноте абриса, махнула рукой, и Иавва выступила вперед, а свет удерживаемой ей лампадки вырезал из темноты большой стул с сидящим на нем… трупом. – Но не желаю этого допустить.
– И как ты намереваешься этого достичь? Магия могла отворить тебе портал в мое сердце, но теперь ты…