Память всех слов

Он глубоко вздохнул. У него болело все, от пяток до зубов. Вор чувствовал печень, сердце и, кажется, что-то около левой почки. Жалел, что не может себя осмотреть, воображение истязало его картинами синяков и припухлостей, охватывающих каждый сустав, кожа, как ему казалось, пластами сходила с его тела. Знание, как действует избыток использованной Силы на людей, совершенно не помогает, когда Сила приходит, когда ей вздумается, и выжимает тебя как тряпку.

Женщина вдруг появилась впереди, неся глиняную миску. Присела рядом и помешала в миске ложкой:

– Суп из кролика. – Проклятие, это наверняка она, Аонэль. – Ты должен поесть.

Он смотрел на руки, бледные, покрытые сеткой морщин, на лицо, такое знакомое и незнакомое. Он уже видел это лицо у женщины, умирающей на Мече Реагвира, на проклятом клинке, который высасывал из нее силы и жизнь. Те самые скулы, тот самый рисунок челюсти, та самая кожа, обтягивающая лицо так, словно вот-вот могла облезть.

Неважно, кто из тебя пьет: божественный, лишь наполовину сознающий себя меч или умирающий племенной божок, – для смертных нет никакой разницы. Они всегда платят высшую цену.

– Ешь. – Она осторожно влила бульон ему в рот. – Медленно.

Проглотив несколько ложек, Альтсин почувствовал, как распирает у него мочевой пузырь.

– Я должен…

– Не беспокойся. Ты был без сознания пять дней. Можешь и дальше ходить под себя, ему это не мешает.

Очередной глоток встал у Альтсина поперек горла. Он страшно раскашлялся.

– Нет, – рявкнул он, глотнув наконец воздуха. – Нет. Он должен меня отпустить. Пусть этот сукин сын сейчас же меня отпустит!

У него закружилась голова, а горло вдруг словно обожгло.

– Он спас тебе жизнь. Когда бы не он, ты был бы мертв – и уж наверняка полуслеп и парализован. Выкажи ему немного уважения.

Альтсин не стал повышать голос или ругаться. Ледяная ярость, которая раньше уже вливалась в его вены, на этот раз пришла мгновенно. Внезапно он перестал ощущать боль в теле, да и само тело словно исчезло, удалилось от него. Он медленно ответил, четко произнося слова:

– Я не стану ссать под себя, подобно животным. Скажи ему это. Он должен меня отпустить. Сейчас.

– Не…

Корни шевельнулись и ослабили хватку, а Аонэль застыла с ложкой над миской и с полуоткрытым ртом.

Альтсин проигнорировал ее, встал и, не глядя на женщину, шел в ближайший угол. Что ж, если Оуму это не мешает…

Он помочился, чувствуя затылком взгляд, который наверняка смог бы прожечь его насквозь, и вернулся назад. Он был голым, но это его как-то не смущало. Нагота никогда ему не мешала, в Понкее-Лаа молодежь так купалась при любом случае, а кроме того, в глазах Аонэль было что угодно, кроме мысли, что она видит в нем мужчину.

Альтсин уселся напротив, забрал миску и принялся есть самостоятельно. Корни почти исчезли, и только легкие вздутия на полу выдавали их существование.

Лед медленно покидал его тело, а его место занимала тупая боль. Вор уже успел оглядеться, он выглядел лучше, чем подсказывало ему паникующее воображение. Только след от удара ножа на правом боку, широкий и розовый, был новостью – остальное не представляло неожиданности. Суставы припухли, а синяки под кожей придавали ей интересный оттенок, но не стало хуже, чем при прошлом пробуждении. Собственно…

– Что тебя так радует?

– Собственно, я вспомнил, – он заглянул в глаза ведьме, – что в прошлый раз я тоже проснулся голым и в обществе женщины. Забавно.

– Забавно?

– О да. Та была значительно… старше. То есть хоть какой-то прогресс.

Он отложил ложку и выпил остатки супа прямо из миски. Мудрость, которую он обрел за несколько лет странствий по побережью континента, говорила: что бы ни происходило – никогда не утрачивай шанс на теплую еду.

– Гуалара?

– Да.

– Она едва выжила. Во время вашей дискуссии Оуму понадобилась Сила. Не знаю, выйдет ли она из этого.

Известие это пало на него внезапно и… ничего. Альтсин ведь знал; тот крик, который, казалось, он услышал снаружи помещения, звучал знакомо. Он знал – только отодвинул это знание в сторону, чтобы оно не мешало.

– Это кара за то, что она привела меня сюда?

– Нет. Но когда Он тянется к Силе, не смотрит, через кого ее черпает. Она знала, чем ей грозит появление здесь.

– Я полагал, что она уже не Черная Ведьма.

– Черной Ведьмой она остается до конца жизни. – Голос из-за его спины зашумел и зашелестел. – Нельзя в какой-то миг сказать: «Хватит, с этого момента я разрываю все путы, отрезаю корни и делаю вид, что я кто-то другой».