Память всех слов

– Они твои. – Князь встал, сделав жест, словно отталкивая от себя нечто, и вдруг из него исчезла вся мягкость и свобода, Деана же увидела перед собой владыку. – Ты не оскорбишь меня отказом принять подарок. Можешь фыркать сколько угодно, но ты спасла мою жизнь, а это означает, что на мне лежит ответственность. Я обещал себе, что, едва лишь караваны снова пойдут через пустыню, я отошлю тебя домой с подарками, которые затмят все, что тебе приходилось видеть, – и так оно и будет. Но пока что ты должна выздоравливать и набираться сил. Будешь моим почетным гостем, и я скоро пришлю сюда женщин, чтобы они пошили тебе соответствующие одежды. Можешь им помочь, либо же они оденут тебя так, как посчитают необходимым. А теперь лежи и отдыхай, потому что через три дня мы выступаем.

Он вышел, оставив ее с приоткрытым ртом и со словами отповеди на губах, которая сорвалась с них, лишь когда полы шатра опали. Деана заскрежетала зубами.

Раз так – пусть так.

* * *

Она тренировалась, когда появились три женщины – швея и две молодые невольницы, чей статус выдавали шелковые ленты на шеях. Еще одни невольницы, замеченные Деаной, и ей пришлось признать, что выглядели они ухоженными и довольными своей судьбой. Одна к тому же была беременной, а когда почувствовала, что воительница смотрит на ее живот, легонько погладила по нему и улыбнулась с гордостью, а значит, беременность ее не была плодом изнасилования или дурного отношения.

Деана знала, что на Дальнем Юге рабство распространено, а плантации специй, разведение шелкопрядов, прядение и ткачество, что из года в год наполняли княжескую сокровищницу золотом, существовали исключительно благодаря труду невольников. И выглядело все так, будто подобная судьба не настолько уж и дурна.

Швея, скелет, одетый в великоватое ей зеленое платье, остановилась на середине шатра и кивнула беременной девушке, которая поклонилась и прошептала:

– Нас прислал князь… Князь приказал одеть тебя, госпожа.

– Меекханский? Еще один человек, владеющий этим языком? Я начинаю подозревать, что мы в Империи.

– Некогда я служила у меекханского купца, госпожа. Он меня научил. Много купцов Империи живут в Коноверине, а еще больше меекханцев попали сюда после войны с кочевниками.

Это было правдой, война, что случилась более двадцати лет тому, разбросала сотни тысяч жителей Империи по половине мира. Попадали они и в Великие Степи, а оттуда – всюду, где покупали рабов. А порой они удобряли землю вдоль невольничьих путей.

– В караване немало людей говорит на меекхе: купцы, провод…

Рявканье женщины в зеленом остановило ее на полуслове. Девушка обменялась со швеей несколькими фразами, присела в поклоне и взглянула на Деану:

– Госпожа Геверсайя сказала, что я должна говорить по теме, и спрашивает, выразил ли князь какое-то пожелание относительно твоих одежд, госпожа.

– Прекрасно, теперь ты каждую фразу станешь начинать и заканчивать этими «госпожами»? Скажи нашей… вешалке для одежд, что я сама покажу вам, какие должны быть наряды, сама подберу цвета и дополнения. А если она осмелится изменить хотя бы мелочь… – тальхер выскочил из ножен и оказался в пальце от носа старшей женщины, – то я очень разгневаюсь.

Если уж князю нужна полуприрученная дикарка – он ее получит.

Выбор тканей затянулся на четверть часа. Деана отбросила все радужные, разноцветные, вручную раскрашенные шелка и батисты, все пастельные, желтые, ярко-красные, синие, кобальтовые и сапфировые штуки тканей, за которые в родной афраагре большинство женщин дало бы себя порезать на кусочки. Швея вздыхала, возводила глаза горе$, всплескивала руками и приказывала нести все новую материю. Наконец им попалось нечто, что женщина взяла с таким выражением, словно поднимала шкурку, сброшенную змеей, – штуку обычного, хотя и мелкотканого полотна цвета кремовых скал, освещенных пурпуром закатного солнца. Деана широко улыбнулась и кивнула:

– Это.

К материалу они подобрали еще несколько локтей белого сукна, восемь футов обычной веревки, служащей для привязывания животных, и – единственная уступка для любящих разноцветие коноверинцев – несколько ярких лент.

Княжья швея смотрела на эту несчастную горку с истинным отчаянием, но Деана была безжалостна:

– За работу!

* * *

На следующий день Деана вышла из шатра, одетая в простейший ноасм и та’чаффду, наброшенную поверху и подвязанную куском шнурка, обшитого красной тесьмой. В руке она держала подаренные тальхеры. И направлялась туда, откуда доносился стук молотов, запах кож и горящего огня.

С десяток шатров встали несколько на обочине, чтобы их работа не мешала важным персонам. Были тут сапожники, шорники, кузнецы, пекари, портные, оружейники. Никаких ювелиров, торговцев парфюмерией или кондитеров – только солидные ремесленники, необходимые для жизни такого большого каравана. Деана со знанием дела глядела на коллекции сабель и мечей, разложенных на стойке перед одним из шатров, а потом вошла внутрь. Оружейник, черный, словно ночь, приветствовал ее внимательным взглядом из-под густых бровей.

Деана положила перед ним оружие.