Памяти друга

Все шло нормально, пока по очередным Роминым постом не разгорелась дискуссия, клеймящая пакт Молотова-Риббентропа, который, собственно, был немаловажной частью сюжетных перипетий «Корвуса коракса». Меня всегда интересовало, почему все так любят обсуждать именно этот пакт, а не Мюнхенский сговор, который, по-моему, гораздо более мерзкий. Не надо было мне, конечно, впрягаться, но что взять с упрямого Овна? Я поинтересовался: а почему, собственно, Литва не возвращает Польше свою столицу Вильнюс с окрестностями, полученными по этому клятому пакту? В общем, понеслось: как водится факты Ромины френды не приводили, использовали исключительно оценочные суждения. А фактов и не могло быть, если рассматривать прибалтийские республики как колонии СССР. Чем три страны, отделившиеся от метрополии в 1918-м, лучше Индии, которая была на тот момент британской колонией? В общем, достали либералы без границ и я назвал все их доводы «либеральным дерьмом» и перестал отвечать на гневные филиппики.

Рома в той разнузданной дискуссии участия почти не принимал, но, когда я сорвался, немедленно отреагировал в личке: «Андрюш, извини, дорогой. Слова "либеральное дерьмо" - это очень плохо. Я и сам либерал. Получается, что и я дерьмо. Гм. Не катит». Надо было ему прямо добавить, что он меня отфренживает. В общем, я заметил., что Ромины посты больше мне не видны, уточнил у него, он подтвердил отфренд. Ничего не имея против, я рассказал ему короткую историю, случившуюся со мной в 1982 году. Тогда я впервые попал в Ригу и в какой-то пивнушке познакомился с латышом Йонасом, примерно моего возраста. Ему понравились мои стихи и в продолжение знакомства он пригласил меня в гости. Жил он где-то в самом центре Риги, в его квартире меня поразили старинные антикварные секретер и буфет. Когда я спросил своего знакомого, откуда они, он рассказал, что во время войны его дедушка с бабушкой сдали немецким властям какого-то еврея, а в награду получили его мебель. Тогда я не придал этому значения, но запомнил. А много лет спустя узнал, что в Латвии «еврейский вопрос» был решен на 84%, в Литве – на 82%, а в Эстонии и вовсе на 100%. И до сих пор «пострадавшие от пакта» прибалты живут в еврейских квартирах и пользуются мебелью миллионов евреев, сгоревших в Освенциме и Треблинке. И что-то я не слышал хоть об одном слове раскаяния по этому поводу.

В ответ на мою гневную тираду Арбитман ответил: «Не злись, Андрюша. У нас в России слово "либерал" объявлено бранным, а скоро нас всех запишут в «иностранные агенты». Вообще-то российские «либералы» полностью дискредитировали себя в лихие 90-е шоковой терапией и массовым обнищанием населения. Вообще коренной ошибкой тех, кто называет себя «либералами», стало то, что они клеймят только крупных «гадин», а мелким прощают их националистические шалости. К примеру, разделение жителей Латвии на граждан и неграждан страшнее всего того, что натворил в этой республике СССР, но либералы считаю, что этот национальный геноцид вполне допустим. КПСС либералы считают преступной организацией, но при этом ничуть не против того, что членов СС объявляют национальными героями в Прибалтике и на Украине. Не стал я вступать с Романом в затяжной спор, каждый остался при своем мнении. Если есть тот свет, мы там с ним обязательно встретимся и доспорим.

После прочтения предпоследней книги Арбитмана я всех встречающихся ворон стал называть корвусами кораксами», и, видимо, это уже навсегда. Роман Арбитман женился очень поздно – когда ему было 55 лет, его супруга почему-то не взяла его фамилию и осталась Еленой Шкута. Вроде бы это его второй брак, но я о первом ничего не знаю. О том, что она есть, я узнал из посвящения в книге «Корвус Коракс»: «Посвящается моей жене Лене. Спасибо, что не боишься». Вдова Романа Елена Шкута повела себя после его смерти очень достойно - продолжает вести его страницу в ФБ и написала вот такое обращение: «Давайте сделаем так, чтобы Рома продолжал жить в своих книгах. Читайте их, делитесь впечатлениями, выкладывайте рецензии. Я с удовольствием вышлю вам электронные версии». Надеюсь, она сможет издать, пусть и мизерным тиражом, то, что Рома так и не успел при жизни опубликовать.