Памяти Императорской русской армии

И снял Государь по этой команде фуражку, и напряженно стояли офицеры, и музыканты, и дамы… Всеобщее молчанье. Вдали, на протяжении семи верст главного и авангардного лагерей, солдаты поротно пели «Отче наш», и их пение сливалось в неясный молитвенный аккорд. От низин тянуло свежестью полей.

Чеканя слово за словом, говорил барабанщик в напряженном молчании Государевой свиты и офицеров: «Отче наш, иже еси на небесех…» Русский солдат, русский крестьянин читал молитву перед своим Государем, и Государь молился по этой молитве. «Но избави нас от лукавого… Аминь». Не спеша надел фуражку барабанщик. Грянул отбой.

— Музыканты, барабанщики и горнисты, накройсь…

Государь надел фуражку и выступил вперед принимать рапорты фельдфебелей и вахмистров шефских рот, эскадронов и батарей.

Тихие сумерки спускались над Красносельским лагерем.

Так было на моей памяти… Так было на памяти моего отца… Мой дед смотрел, как вахмистр Л.-Гв. Казачьего полка, которым он командовал, рапортовал Государю Николаю Павловичу, мой прадед был на такой же заре в присутствии Александра Благословенного.

Так было…

И была слава русская. Было Бородино и Париж, было покорение Кавказа, было завоевание Туркестана. Отбивались в тяжелую Японскую войну, дрались на полях Восточной Пруссии, в Галиции и на Карпатах.

И побеждали.

Были честными Императорскому Дому своему и был белее снега Императорский штандарт…

* * *

Личность Государя, его неразрывная связь с армией, как ее Верховного вождя, лежала в основании воспитания солдата.

Государь всегда носил военную форму, и это поднимало значение военной службы и парализовало проповедь антимилитаристов, стремившихся унизить и опорочить военную службу. В Российской Императорской армии имя Государя было священно. Шефские части выделялись своим видом — и в войнах оказывались выше номерных частей. Люди — те же, того же воспитания офицеры, а то, что вместо номера стоит вензель, что полк носит имя Его Величества, поднимало его и влекло на подвиги.

В серой массе полков Маньчжурской армии скоро выделился один полк и подле него одна дивизия, один корпус, Это был 1-й Восточно-Сибирский Его Величества полк. То, что на его погонах стояло имя Государя, двигало его вперед. Под Вафангоу, Ляояном и Мукденом он увлекал за собой остальные полки. 1-й Восточно-Сибирский корпус являлся везде, когда нужно было спасать положение.

В последние дни Ляоянских боев, когда армия генерала Куроки, внезапно переправившись через реку Тай-Дзыхе, опрокинула бригаду ген. Орлова и стала обходить левый фланг армии Куропаткина, на помощь была послана первая дивизия с полком Его Величества. Стрелки его Величества, по суворовскому завету, не спрашивали, сколько неприятеля, а спрашивали только, где он. Я находился с разъездом у только что занятой японцами деревни. Как только стрелки показались на дороге, японцы осыпали их жесточайшим огнем. И сейчас же стали рассыпаться в цепи стрелки, опрокинули японцев, выбили, из деревни и прогнали к самой реке.

Имя их шефа обязывало их быть храбрыми. Не будем забывать, что около половины новобранцев, приходивших в полки, не знали до военной службы даже имени Государя. Сколько муки бывало на уроках «словесности», сколько пота проливалось на них, когда на вопрос: «кто твой Император»— следовало напряженное молчание. Дико было смотреть, что 21-летний парень, иногда уже женатый, имевший детей, не знал имени своего Государя. По слогам, вдолбежку заучивали. Но постепенно прояснялись мозги. Особенно хорошо шло, если солдатам удавалось видеть Государя. Тут наступало полное просветление, и восторг охватывал простые сердца, и вся тяжесть службы забывалась.

В январе 1907 года Л.-Гв. Атаманскому полку, все лето простоявшему на усмирении бунта латышей в Лифляндской губернии[5], был назначен Высочайший смотр в Царском Селе. Последние две недели перед смотром мы постоянно учились в Михайловском манеже, готовя полк к параду в конном строю. Лошади были прекрасно подобраны, вычищены, все заново подкованы, шинели — прямо из полковой швальни.

Накануне смотра полк выступил с походом из Петербурга и пришел на площадку перед большим Дворцом, где и сделал репетицию. Полк ходил идеально.

Вечером офицеры полка были приглашены к Высочайшему столу.

В одиннадцатом часу ночи, когда Государь, удостоивший милостивой беседы офицеров, уехал из Дворца, Великий князь Николай Николаевич, провожавший Государя, вернулся и передал командиру:

«Государь Император хочет показать полку его шефа, Наследника Цесаревича. Так как погода ненадежна, Его Величество приказал смотр произвести в пешем строю, в гарнизонном манеже».

Парада в пешем строю мы не репетировали, во всяком случае, готовясь к конному строю, мы потеряли «ногу». Заведующий хозяйством из экономии, чтобы не мять, поддел под шинели старые голубые мундиры и шаровары второго срока…