Памяти Корчака. Сборник статей

«В конце концов, дети — люди или нет?» — восклицает корчаковский «ребенок». Это не вопль обиженного существа, ибо для писателя данный вопрос не риторический. Он прямо относится к его этике детства: идее изначально данной доброты и человечности, имеющих всегда свое право на жизнь, но в реальности осуществляемых лишь тогда, когда у ребенка есть независимость на государственном уровне, то есть свои незыблемые ПРАВА. При всей образности языка Корчака, создававшего свои произведения — сказки для детей в категориях «взрослого бытия», этот вывод — не метафорический — он основополагающий в его системе воспитания, ибо, согласно его — концепции, ребенка от взрослых должен охранять ЗАКОН. Увы, трагедия детского геноцида во время второй мировой войны (а в нашей стране еще раньше) подтвердила прозорливость его позиции. В финале повести «Когда я снова буду маленьким» герой, уже будучи взрослым, сидит за письменным столом, исправляя в ученических тетрадях ошибки, и сразу находит, одну из них: слово «стол» (ошибки, естественно, касаются польского языка) написано через «у», а не через «о» с креской. Он берет карандаш и на промокашке, вместо «о» с креской пишет «у»- ошибка из времен детства. Известно, что дети всегда имеют склонность писать, как слышится, минуя орфографические правила — одно из свидетельств обостренной непосредственности ребенка. У маленьких, подчеркивает писатель, прибегая к условному языку, свое видение мира, не замутненное искусственно созданными правилами и параграфами, свой язык и, следовательно, своя грамматика — более простая, естественная и логичная. О том, как мир «детских» представлений о жизни сталкивается (и разбивается) с миром взрослых, Корчак повествует в повести «Банкротство маленького Джека» — своеобразной «американской истории», написанной в шутливо-приключенческой форме — для детей, и притчево-назидательной — для взрослых. У книги два разных адресата, и это очень характерно для прозы писателя.

Джеку Фултону не позволили осуществить его намерения — создать банк для детей — все те же грамматические ошибки: его обращение («мемориал») к министру финансов было переслано… министру просвещения и от него Джеку. «Американская трагедия» по-детски, то есть для Джека, заключается в том, что, желая жить как взрослые, свободно и независимо, он обязан руководствоваться и их правилами, в данном случае — не делать грамматических ошибок, ставших преградой на пути исполнения желаний. Внешне в повести вроде бы идет игра в игру по правилам, которую писатель ведет с безукоризненной логикой, но за ее легкостью проглядывает почти трагическая констатация: с одной стороны, это история о том, как ребенок учится входить в жизнь по типу того, как учится в школе читать, а с другой — о том, что в своем собственном мире — отдельно и независимо — ребенку жить нельзя. Детский мир всегда будет полон ошибок… с точки зрения взрослых. У детей, настаивает Корчак, свои воззрения, ошибки, чувство справедливости, представления. Сравним пришвинское высказывание: «Всякое живое существо говорит о себе не только словами, но и формой своего поведения в жизни, никто не безмолвствует»¹⁶.

В сущности, рассуждения корчаковского героя, а вместе с ним и писателя, более глубокие в философском плане, чем может показаться на первый взгляд. Они касаются сферы общения разных людей, когда, условно говоря, под миром «детей» и «взрослых» подразумеваются разные миры — в национальном, социальном, а не только возрастном отношениях.

У Корчака изображаемые им миры не являются строго разведенными при всей их внутренней независимости. Они могут легко меняться местами и «переходить» из одного состояния в другое, но при единственном условии: соблюдении кодекса каждого мира. И еще одно наблюдение из «религиозной» этики детства Корчака. Когда его маленький герой размышляет о своей будущей жизни, он представляет себе свою жену, похожей на маму, но вот каким будет его ребенок, сказать не может. Ребенка нельзя выдумать, предвидеть заранее, он будет таким, каким будет, с присущими только ему чертами характера и обликом. Лишь это является гарантией подлинного контакта с ним, позволяющим свободно входить в его «воображаемый мир» — страну детства. И еще доверие.