Памяти Лизы Х

Ржавые, когда-то до войны крашеные синей краской ворота с калиткой были закрыты, пришлось долго стучать. Наконец вышла старая женщина в платке: еще рано, не пускаем. Лиза сунула ей половину лепешки. Старуха быстро накрыла лепешку платком, покачала головой, и они проскользнули. Двор оказался длинным, заросшим травой среди высоких тополей с белеными стволами. По бокам тянулись бараки с решетками.

— В конец идите, там докторская.

Ходжаев пошел быстро, почти побежал.

— Откройте, пожалуйста, откройте, я профессор Ходжаев, у меня жена тут, ее вчера привезли.

Вышел огромный заспаный санитар в тюбетейке, впустил внутрь.

— Ака, подождите тут.

В приемной было несколько дверей, железные витые стулья, дачные. На стене Сталин. Куда же без вождя, и в Бедламе первый, кого видим. Ведро с водой и кружка на гвозде, вбитом в стену. Решетки на окнах, на потолке лампочка, тоже в решетке, стены крашены синим до половины, как везде. Там было прохладно, в окна шуршали листья, через них посверкивало солнце, стрекотали птицы. Пахло дезинфекцией, мокрыми тряпками. Ходжаев ходил из угла в угол, непрерывно вытирал лоб, шею. Ждали долго. Из какой двери придут? Наконец, вышла докторша.

Ходжаева, да, в буйном, укололи, спит. Острая паранойя. Сегодня профессор Арутюнов посмотрит. Нет, пустить не могу. Ну хорошо, посмотрите из коридора. Нажала кнопку звонка, пронзительный, даже птицы в листве на мгновение испугались и умолкли. Санитар отпер дверь в один длинный коридор, потом в другой, покороче. Двери в палаты были тюремные — с зарешеченным маленьким окошком.

— В четвертую.

Санитар из короткого коридора посмотрел в окошко и кивнул врачихе. Та разрешила отпереть. В палате было темно, Лиза не поняла сначала, сколько там людей, кровати стояли редко, слышно было медленное тяжелое дыхание, храп. С краю у стены лежала Эльвира, запеленутая в серую смирительную рубашку, глаза ее были закрыты.

— Она спит. Был сильный припадок. Не пугайтесь, тут чисто, кормим, не бьют никого, — обиженно говорила докторша, — она кусалась, царапалась, пришлось привязать. Не зовите ее, она должна выспаться. Все, пойдемте.

Врачиха шла за ними и повторяла: пришлось привязать, себя расцарапала, припадок, время военное, психика не выдерживает…

С профессором Арутюновым можете поговорить к вечеру, часа в четыре он может. Он еще не пришел.

Шли обратно, во дворе гуляли поднадзорные больные. Один хотел подойти, но санитар остановил его, потянул за ворот халата. Другие смотрели в окна, держались за решетки. Во дворе стояла человеческая тишина и гомонили птицы.

У самых ворот сидел на земле худой подросток, рвал траву и запихивал в рот.

Старуха отворила им, они оказались на пыльной улице, прошли к трамвайной остановке.

Ходжаев заплакал. Лиза зашептала: я вытащу ее, всех подниму в больнице!

Перед глазами возник парторг Иван Ильясович. К нему пойду. И сосед Матвей, он же помощь предлагал.

Расстались, он пошел в университет — ждали студенты. Она поехала на работу.

К вечеру увиделись с профессором Арутюновым. Острое состояние, недели две как минимум полежит у нас. А там посмотрим. Говорил медленно, уклончиво, как будто взвешивал каждое слово. Похоже, что больна давно, если снять кризис, можно жить. Понимаете, такое время располагает к обострению.

Через день удалось поговорить с Эльвирой, ей уменьшили дозу. Лиза зашла за ней в палату, причесала, помыла, переодела.

Они вышли в коридор, шли медленно, неуверенно. Сели, обняли Эльвиру с двух сторон. Ходжаев старался не плакать. Эльвира была спокойна. Гладила Ходжаева по щеке, улыбалась.

— Скоро домой, ты выздоравливаешь.

Лиза отламывала лепешку маленькими кусочками, подносила ей ко рту. Эльвира жевала медленно, покорно.

Посетителей в коридоре было мало. Сидели со своими, закрывали их от остальных, кормили, старались, чтоб не видели другие, шептались.

Это напоминало Лизе старинные картинки из немецкой сказки про Рейнеке Лиса, которую она читала в детстве. Страшные и смешные одновременно. Там были человеческие звери, одетые в камзолы, штаны, туфли с пряжками. Они играли в человеческие игры, наряжались царями, судьями, казнили, угощали, танцевали. Когда впервые она видела эти картинки, еще до чтения, ей показалось очень смешно. Но если читать, то становилось страшно. А тут люди, играющие в зверей.

В углу смешливую дурочку пытались напоить чаем, она хихикала, отнекивалась, махала руками. Пара у зарешеченного окна — он раскачивался, она пыталась сдержать его, Хватала за руки: стой прямо, ну ты же можешь стоять прямо! Прижимала его руки к решетке, сердилась. Он мычал, вырывался, внезапно намочил в штаны и санитар увел его. Женщина сунула ему в карман деньги.

Навещали Эльвиру каждый день, приплачивали нянькам деньгами, едой. Эльвира не хотела есть, только пила воду редкими глотками.