Памяти Пушкина

…обнял грозное страданье,

…бурной жизнью погубил

Надежду, радость и желанье,

И лучших дней воспоминанье

В увядшем сердце заключил,

с данными о душевной жизни Пушкина, заключающимися в его лирике 1816–1820 гг., и вы найдете в последней то же: и ранние ожидания счастья от жизни, и безнадежную любовь, и презрение к светской суете, и охлаждение будто бы сердца, ослабление интереса даже к поэзии (Пленник также «охолодел к мечтам и лире»), и сохранение будто лишь любви к свободе, и в то же время тоску по оставленной вдали любимой личности. Поэт еще в 1822 г. писал в заключении «Бахчисарайского фонтана» (II, 336):

Я помню столь же милый взгляд

И красоту еще земную;

Все думы сердца к ней летят;

Об ней в изгнании тоскую…

и пр.

253 См. у Синовского, Пушкин, Байрон и Шатобриан. СПб., 1899, стр. 24–25 и 30. Должно заметить, однако, что фабула поэмы заимствована из рассказа одного из московских знакомцев Пушкина.

254 II, 280.

255 Соч. II, I, 281.

256 Гусары, по словам поэта (I, 175),

…живут в своих шатрах,

Вдали забав, и нег, и граций,

Как жил бессмертный трус Гораций

В тибурских сумрачных лесах;

Не знают света принужденья,

Не ведают, что скука, страх…

257 II, 280. Что до любви к природе, то она у Пленника отличается уже характером, напоминающим лермонтовскую: так (II, 281),

…пленник с горной вышины,

Один, за тучей громовою

Возврата солнечного ждал,

Недосягаемый грозою,

И бури немощному вою

С какой то радостью внимал.

258 V, 121. «Характер Пленника неудачен», – писал Пушкин (V, 25) уже в 1821 г. См. еще VII, 30 и 166 и IV, 420. Ср. А.И. Соболевского «Значение Пушкина». К., 1887, стр. 9.

259 VII, 25.

260 VII, 30.

261 II, 308. «Как сюжет, c’est un tour de force» (VII, 54), отозвался сам Пушкин.

262 II, 322–323, 325, 326.

263 I, 226–227: «Фонтану Бахчисарайского дворца». Ср. заключение «Бахчисарайского фонтана» (II, 336):

Невольно предавался ум

Неизъяснимому волненью,

И по дворцу летучей тенью

Мелькала дева предо мной…

264 II, 333–334.

265 Следующее затем описание:

Он часто в сечах роковых

Подъемлет саблю, и с размаха

Недвижим остается вдруг,

и пр.,

вызывало насмешки (см. V, 121).

266 Мы расходимся в этом случае с суждением самого поэта, находившего, что «Бахчисарайский фонтан» слабее «Пленника» (V, 121). Ранее Пушкин писал (VII, 54): «Бахчисарайский фонтан», между нами, дрянь, но эпиграф его – прелесть» (ср. V, 133).

267 II, 329.

268 V, 248.

269 Записки Смирновой, I, 305: «Его роман, когда мне было 12 лет, казался мне чудом».

27 °Соч. II, I, 24 («К сестре», 1814):

Чем сердце занимаешь

Вечернею порой?

Жан-Жака ли читаешь?

271 III, 244 (Евг. Онег., I, XXIV, 1822):

Руссо (замечу мимоходом)

Не мог понять, как важный Гримм

Смел чистить ногти перед ним,

Красноречивым сумасбродом.

Но вслед за тем Руссо назван «защитником вольности и правым». Еще Записки Смирновой, I, 305–306: «Быть может, Руссо нисколько не менее Ловласа и Кребильона унизил любовь, сказал Пушкин, – у него все фальшиво, даже природа. Даже Рене в сто раз выше его Новой Элоизы, так как чувствуется, что Шатобриан излил свою душу в своих книгах, но Руссо, у которого были такие жалкие и любовные похождения… кончил служанкой… при чтении некоторых страниц я хохотал, как сумасшедший, особенно когда они все плачут: Сан-Пре, Жюли, ее скучный и добродетельный супруг. Эмиль несравненно менее скучен, что же касается Савойского Священника, то я в этой книге не нашел трех строк, которые бы дышали истинным религиозным чувством» и т. д.

272 В «Первом послании цензору» (1824) Руссо дважды поставлен впереди Вольтера (I, 316 и 318), хотя в первом случае того не требовали ни размер стиха, ни рифма.

273 V, 355.

274 Соч. II, I, 20.

275 III, 382 (Евг. Он., VIII, III):

И я в закон себе вменяя

Страстей единый произвол…

О Лафонтене см. в стихотворении «Городок» (Соч. II, I, 69–70), где, впрочем, он охарактеризован как

…певец любезной,

Поэзией прелестной

Сердца привлекший в плен,

…лентяй беспечный,

Мудрец простосердечный.

В цит. уже «Послании к сестре» (Соч. II, I, 14) читаем;

Иль с Греем и Томсоном

Ты пронеслась мечтой

В поля, где от дубравы

Вдоль веет ветерок,

И шепчет лес кудрявый

И мчится величавый

С вершины гор поток?

Заметим, что оба названных здесь поэта явились в начале нашего века в русских переводах, первый – в стихах, второй – в прозе. Любовь Пушкина к природе ярко выразилась в стихотв. «Не дай мне Бог сойти с ума» (II, 154–155; 1833 г.):

Когда б оставили меня

На воле, как бы резво я

Пустился в темный лес!

и т. д.

276—277 Это заметил уже Достоевский в речи о Пушкине. Ср. у Мережковского.

278 II, 364. См. еще III, 383 (Евг. Он., VIII, 4).

279 VII, 264.

280 II, 97–98: стих. «Цыганы» (1830).

281 II, 347 и 349.

282 II, 349–350.

283 II, 351. Ср. начало «Воскресенья».

284 Ср. I, 305:

Судьба людей повсюду та же:

Где капля блага, там на страже

Иль просвещенье, иль тиран.

285 II, 351.

286 Пожив с ним, Земфира говорит: «Мне скучно, сердце воли просит…» (II, 356). Старик, на вопрос Алеко о причине оставления безнаказанною измены матери Земфиры, отвечает (II, 359): «К чему? Вольные птицы младость» и т. д., а после убийства Земфиры говорит Алеко: «Оставь нас, гордый человек» (II, 363).