— Господа наемники и дипломированные убийцы! Пол Чечни уже лежит под вашими сапогами. Бас-Гордали склонил перед вами свою гордую голову. Если кому интересно — это малая родина Салмана Радуева, местного чеченского Жириновского. Вы — краса и гордость Российской армии, нагнали страха в бесстрашные чеченские души. Вам Родина доверила великое дело — отомстить за Кизляр и Буденновск, за убитых и изгнанных из своих домов наших соотечественников, живших здесь. Радуев не смог уберечь от вас свое село и Басаев не сможет вас остановить! Вам ли бояться уёбков, которые утверждают, что русские — это бараны и тупые рабы. Заткните своими штыками их поганые глотки! Никаких пленных, никакой жалости. Круши! Бей! Мочи! Режь! Давай, бойцы, покажем «чехам», как надо воевать.
По мере того, как речь Аббата доходит до наших сердец в глазах у пацанов разгораются безумные огоньки. Грязные, не бритые, дико уставшие мы ощущаем, что в состоянии сравнять с землей не только всю Чечню, но и переть до самого Индийского океана…
Раздалась команда «по машинам» и колонна двинулась на Центорой — последнее село в Ножай-Юртовском районе.
Центорой.
02.04.1996 г.
…В глазах летают желтые и зеленые мушки. Голова — сама по себе, тело — само по себе. Мозг включается и выключается, когда ему хочется. Идешь вперед, вдруг падаешь, откатываешься, поднимаешься, рывком уходишь в сторону и только после понимаешь, что по тебе стреляют. Кто отупел до того, что не реагирует на выстрелы — падает раненым или убитым. Потерь пока мало, но они есть…
Уже несколько часов мы идем вперед и откатываемся назад, наворачиваем зигзаги и восьмерки и все без толку. Перед селом, прямо над дорогой нависла гора. Еще только начало апреля, а эта высотка уже вся зеленая — Кавказ, бля…
Сил у «чехов» достаточно, чтобы держать и село, и город. И боеприпасов у них, похоже, действительно девать некуда. Идти на село не дают занявшие оборону на горе, а штурмовать гору не дают снайпера, минометы и ДШК, окопавшиеся в селе. «Духи» постоянно меняют позиции, местность труднопроходимая, но боевики, как пауки, в состоянии двигаться по самым крутым склонам и тропкам, таская при этом на себе неподъемного железо. У нас так что-то не получается. Вертолеты долбят село и гору, но похоже, что им сверху ничего не видно, а «духи» на месте не сидят и, постреляв с одного места, тут же сваливают на другое, не зная усталости.
Вертушкам приходится стрелять почти наугад и толку от этого мало. Радует, что отцам-командирам не приходит в голову мысль воевать по старой русской традиции — пытаться закидать «чехов» шапками и трупами, но что-то надо срочно решать, иначе мы протопчемся здесь до темноты…
Пехотинец с мутным взглядом, что идет рядом, вдруг, махнув рукой, садится на землю и, приставив автомат к своей голове, нажимает на курок. Похоже, смертельно устал в прямом смысле этого слова.
Наконец-то комбригу приходит в голову более-менее умная мысль — по обратному склону, который не виден из села, затянуть на вершину горы пару минометов.
Оттуда Центорой будет как на ладони. Если эта идея прокатит, то пехота сможет зачистить восточный склон, а это даст возможность нашим танкам пройти опасный поворот под горой и долбить село прямой наводкой, не боясь получить в борт пару гранат.
Напрягает только, что обратный склон очень крутой, градусов шестьдесят и уж совсем не радует тот момент, что мины к минометам тащить придется нам. И, хотя силы на исходе — выбора у нас особо нет. Придется лезть на эту долбаную гору…
…Такое ощущение, что каждая мина весит не меньше ста килограмм. Потихоньку ловлю себя на мысли, что застрелившийся час назад солдат был не так уж и не прав. Один пиф-паф и все закончится… Заставляю себя сделать еще десять шагов, затем еще десять и еще…
— Привал пять минут!
Приятнее команды я не слышал еще никогда в жизни. Правда, если сейчас откуда-нибудь материализуются «чехи» это будет полный «звиздец»! Пугаю возможностью появления на нашем пути боевиков Кобру. Он спокоен, как всегда:
— Не, не появятся…
— С чего такая уверенность? И вообще, как комбриг догадался отсюда на гору лезть!?
— «Чехи» сами подсказали.
— «Чехи»?
— Ага, перехват был. Кстати, на этой горе оборону держит наш старый знакомый — Торпеда. А в Центорое воюет какой-то Хусейн.
— И чего?
— Торпеда высказал сомнение, что мы можем с этой стороны подняться, а Хусейн его успокоил, что это, типа, не реально. У них, видишь ли, даже ишаки здесь не лазают…
— А мы, значит, тупее ишаков выходит?
— А вот кто кого тупее мы узнаем очень скоро. Ладно, хорош отдыхать, полезли дальше…
— Ох, какая позиция, как все вкусно!…
Старлей-минометчик, очень плотоядно улыбаясь, рассматривает Центорой в бинокль:
— Значит так, минометы — в эту ложбинку, мины складировать там же. Одно отделение — цепью залечь вон в тех кустах, чтобы ни одна сука сюда не пролезла…
Старлей опять приник к биноклю: «Ага, вижу-вижу. Никуда вы теперь от меня не денетесь. Ну что, господа, сезон охоты на «чехов» объявляю открытым. Ориентир — памятник, влево — триста, один пристрелочный огонь… Огонь!»