Памятник Бешеной Пехоте

Вход на чердак на потолке — дыра полметра на полметра, стрелять бесполезно, сектор обстрела никакой. Закидываю наверх гранату, и тут чердак оживает — топот ног, и моя граната падает обратно ко мне. Пулей вылетаю в соседнюю комнату и после взрыва соображаю, что из дома выйти теперь будет довольно сложно — перещёлкают нас с чердака, да и сколько их там — хрен его знает. Этого друга сверху надо как-то выкуривать, а если к нему кто-нибудь подтянется на помощь, то я в этом доме как в мышеловке. Решаюсь на рисковый манёвр — выдёргиваю кольцо, отпускаю предохранительный рычаг, даю очередь по амбразуре чердака, забегаю в комнату и через две секунды кидаю гранату. Граната взрывается, не успев упасть, а меня глушит куском обмазки с потолка. С минуту прихожу в себя. В гараже Колдун нашел машину, ещё тёплую, появляется шальная мысль проехать до нужной высоты с ветерком, но слишком много минусов — долго возиться, свои могут подстрелить сгоряча, да и вообще машина может быть заминирована.

Недалеко от дома возникает перестрелка. Пара Прист и Макс залегла на тропинке, уходящей круто вверх, и я со своей позиции из-за угла дома вижу «чеха» с пулемётом, который с ними воюет. Моя помощь не требуется — «чех» дёрнулся, свернулся калачиком и затих. В конце улицы вступил в перестрелку Кобра. Макс, Прист и Колдун побежали к нему на подмогу, а я поотстал. Мне пришла в голову довольно глупая идея — подняться наверх и посмотреть, кого там завалил Прист, тем более, что это вроде бы и есть та самая высота, к которой мы шли. Во всяком случае, выше её в округе ничего не наблюдается. Основная глупость идеи в том, чтобы подняться туда в одиночку, без напарника и без прикрытия. Видимо, с усталости стал таким смело-тупым, и то сказать — с пяти утра носимся по селу как умалишенные. Когда дошел до места, где валялся подстреленный «чеховский» пулемётчик, обнаружил только стреляные гильзы и кровь на траве.

Инстинкт самосохранения вопил трёхэтажным матом, что я оборзел через край, что мёртвый «чех» не мог уползти вместе с пулемётом, что я доиграюсь, если уже не доигрался, и что надо сваливать поближе к своим, причём очень-очень быстро. Но кто-то уже нашептывал на ухо, что далеко «чех» подеваться не мог, что глупо уходить с высоты, раз уж забрался, и вообще я дико везучий и практически бессмертный, а до вершины высоты недалеко, осталось только по тропинке обойти какое-то строение, не то сарай, не то курятник…

С «чехом» я столкнулся нос к носу сразу за сараем. Выйдя из-за угла, увидел очень отчётливо глаза боевика. Ситуацию оценил моментально, причём двумя словами — полный п…ц! Направить на него автомат не успеваю никак. Передо мной явно не партизан из самообороны. Одет в песчанку, зелёный берет, берцы и разгрузку, под мышкой — кобура. Довольно здоровый, серые глаза, и как будто для контраста с зелёным беретом — ярко-рыжая борода. Сделал первое, что пришло в голову — подмигнул, улыбнулся и с безразличным видом пошел на него. «Чех» явно растерялся, опустил ствол в землю, и тут я отчётливо вижу эмблему волка на берете и зелёную ленточку на стволе. Стрелять друг в друга начали одновременно…

Он сидел на земле спиной ко мне и держался за руку, а я, направив на него автомат с пустым магазином, приходил в себя. Это ж надо так — с десяти метров выпустили друг в друга по магазину и из шестидесяти патронов всего одно попадание — ему в руку. Я заменил магазин, и тут он обернулся и заговорил. Я не ждал разговора, тем более, что он начал очень грубо наезжать:

— Ты чего делаешь, сука? Ты в кого стреляешь?

— А ты кто?

— Я Иса.

— Ты чечен? Боевик?

Похоже, он принимает меня за кого угодно, только не за федерала. Хотя не удивительно — вид у меня ещё тот — двухнедельная щетина, на голове чёрная бандана с черепушками, из одежды только штаны, ботинки и разгрузка, на поясе болтаются чётки и кроличья лапка, и ни одного знака, указывающего на мою принадлежность российским войскам.

Оглядываюсь вокруг — по спине побежали струйки пота: мы на высоте не одни, метров с тридцати из-под кустарника на меня направил автомат худощавый чернобородый «чех». С соседней высоты, метров с двухсот, ещё один «друг» шмаляет мне в голову, но пули идут выше, видимо, стрелок боится попасть в своего, а наши шарятся где-то внизу, вне зоны видимости. Не надо быть великим стратегом, что бы понять: всё это очень серьёзно. Чернобородый не стреляет: или тоже не принимает меня за федерала, или настолько самоуверен, что видит во мне пленного. Выбора нет — в плену мне ловить нечего — кожу сдерут с живого, сваливать тоже некуда. Похоже, приехали… В голове карусель — лица наших пацанов, убитых за последние две недели и где-то когда-то услышанные слова: «Когда придёт время умирать — улыбайся. Жизнь ты не спасёшь, но имя своё можешь прославить». Смотрю в глаза рыжебородому, сидящему передо мной:

— Пора умирать…

Он уже всё понял:

— Не стреляй.

— Я должен тебя убить.

— Не убивай, у меня был брат, он погиб, я просто мстил за него, не стреляй…