Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства II — V века

Пратин — Мегалотелю

Надоел нам этот солдат, надоел. Ведь после того, как он пришел поздно Еечером и, к несчастью, остался у нас, он не перестает приставать к нам со своими рассказами о каких-то декуриях[169] и фалангах, а также о сарисах,[170] катапультах и о шкурах для прикрытия от стрел. А теперь он говорит о том, как он разбил фракийцев, пустив в их вождя метательное копье с петлей, и как он убил Армения, пронзив его копьем. В довершение всего он показывал пленных женщин, которые были ему даны полководцами из добычи, как почетный дар. Я налил большую чашу и подал ее ему как лекарство от пустой болтовни, а он, осушив ее и добавив к ней много других, так и не перестал болтать.

Письмо II, 32 (III, 34)

Гнафон — Калликомиду

Ты знаешь, Калликомид, Тимона, сына Эхекратида из Коллита,[171] который от богатства впал в нищету, растратив состояние на нас, параситов, и гетер? Так вот он из жизнерадостного человека превратился в ненавидящего людей и в ненависти своей подражает Апеманту.[172] Взяв далеко от города поле, он бросает комьями земли в проходящих мимо него, заботясь о том, чтобы никто из людей совершенно с ним не общался, отвергая таким образом общие для всех природные свойства.

Из тех же, кто в Афинах недавно разбогател, — Фидон и Гнифон самые мелочные. Пора и мне уходить в другое место и начать жить своим трудом. Возьми-ка меня в деревню поденщиком, я готов переносить все для того, чтобы наполнить свое ненасытное брюхо.

Письма параситов

Письмо III, 7 (III, 43)

Психоклавст — Букиону

Вчера мы, параситы: я, Струфион и Кинефий, постригшись и вымывшись в бане в Сарангии,[173] около пяти часов вечера поспешно отправились в предместье в Анкилисах к юному Хариклу. Там он нас радушно принял, — он ведь расточителен и любит посмеяться. Мы же доставляли развлечение ему и его собутыльникам, в меру колотя друг друга, добавляя к этому звучные анапесты, полные соленых острот и учтивых аттических шуток.

В то время, когда пирушка была в разгаре радости и веселья, вдруг откуда-то свалился на нас брюзгливый и злобный Смикрин. За ним шла толпа рабов, которые быстро набросились на нас. Сам же Смикрин прежде всего стукнул Харикла палкой по спине, потом, ударив его по щеке, увел с собою как последнего раба. Нам же по одному лишь знаку старика скрутили назад руки, после мы получили достаточно много ударов плетью и, наконец, свирепый старик забрал нас и посадил в тюрьму. И если бы любезный Евфидик, наш добрый друг, много промотавший вместе с нами на удовольствия, не открыл бы нам тюрьмы, как один из первых людей в совете ареопагитов, то, пожалуй, нас могли бы передать и палачу. До такой степени этот сердитый и хитрый старик был разозлен на нас и делал все возможное, чтобы предать нас смерти, словно убийц и святотатцев.

Письмо III, 13 (III, 49)

Капносфрант — Аристомаху

Ты, божество, которое получило меня по жребию и владеешь мною, какое ты злое и как ты преследуешь меня, навсегда связав меня с бедностью!

Ведь, если будет недостаток в приглашениях, то мне придется есть салат и устрицы или собирать траву и наполнять желудок колодезной водой.

Затем, пока это тело переносило оскорбления в юном возрасте, оно было в состоянии терпеть; и насилие в расцвете сил можно было взносить. Но когда, наконец, я стал полуседым и остаток жизни идет к старости, какое же у меня средство от бед?

Мне понадобится добротная веревка, чтобы повеситься на ней перед Дипилоном,[174] если судьба не придумает для меня чего-нибудь благоприятного. Но, если даже она останется в том же положении, я суну шею в петлю не раньше, чем вкушу роскошного обеда. Ведь не далеко уже до той знаменитой и прославляемой свадьбы Хариты и Леократа после последнего дня месяца пианепсиона,[175] на которую во всяком случае я буду приглашен или на первый день или на следующий. В самом деле, на свадьбах должны быть для веселья и параситы, ведь без нас все не праздник, а собрание свиней, а не людей.

Письмо III, 19 (III, 55)

Автоклет — Гетомаристу