Памятники поздней античной поэзии и прозы II-V века

(ст. 305-327, 342-351, 358-359, 365-472, 487-513)

Крепкою сбруей из кожи бычачьей коня разукрасив,

Разом троянцы взялись за канат, искусно сплетенный,
В город коня[50] повлекли на вращавшихся быстро колесах,
С грузом отважных мужей, в нем сокрытых. Вокруг раздавались
Звуки форминги и флейты, сливаясь в звенящую песню.
310 О, злополучное племя людей неразумных!
В тумане Темном бредущих! Как часто, пустыми забавами тешась,
Видеть не могут они, что стремятся к погибели скорой.
Так и с троянцами в город, судьба, им смерть уготовав,
Вместе, незванной, вошла; и что страшное близкое горе
Сами они за собою влекут, им неведомо было.
Много цветов, на росистых лугах у реки расцветавших,
В свежий венок заплетя, своему убийце[51] обвили
Пышную гриву они. Но под кованым ободом медным
Тяжко стонала земля; отвечая ей скрипом и стоном,
320 В кольцах вращались колес железные крепкие оси.
Стали канатов узлы, протираясь, слабеть в напряженье,
Дымом охвачены были скрепленья натянутой сбруи.
Тяжкий свой труд облегчали влекущие криком и шумом.
Откликом громким лесов отзывалась тенистая Ида;
Звонкие воды шумели в стремнинах кипучего Ксанфа,
Им откликался поток Симоэнт; но с небесного свода
Грянула Зевса труба, предвещая, что близится битва...
342 Сонмы троянок, ликуя, наполнили улицы Трои;
Девушек юных и жен молодых, Илифию познавших[52],
С песнями шел хоровод в святилище древней богини[53].
345 Многие, сбросив с себя покрывала и пояс узорный,
Вместе с цветами вязали коню ожерелье, сплетая;
Или срывали печати с глубоких сосудов, в которых
Долго хранилось вино с золотым ароматным шафраном,
И выливали на землю осадок густой и душистый.
350 С девичьим звонким напевом сливалось мужей ликованье,
Лепет веселый детей — с приветственной песнею старцев...
358 Только Приамова дочь, одна, вдохновленная богом,
В доме не в силах была оставаться, сорвавши засовы,...
365 Жалом разящим провидца она, уязвленная, мчалась,
Лавр потрясая священный, по городу, тяжко страдая,
Вопль испускала ужасный; она о родителях милых
И о друзьях позабыла, с стыдливостью женской рассталась.
Так, как в трущобах лесных фраки́янка дикая мчится
370 В день, когда бог Дионис напевом флейты манящим
В горы ее завлечет и она, с безумьем во взоре,
Темным плющом обвита, бежит, покрывало отбросив,
Также в ответ на призыв взметнувшись духом крылатым,
Мощным гонимая богом, в безумье носилась Кассандра[54],
Косы терзая густые и воплями грудь разрывая:
"О, злополучные люди! Зачем в наши стены влечете
Этого злого коня? О, зачем вы сами спешите
К ночи последней и к сну, от которого нет пробужденья?
Шествие это к несчастью ведет нас, и скоро свершатся
380 Беды, рожденные снами ужасными бедной Гекубы[55];
Год наступил, он закончит свой труд, он готовит развязку:
Воинов скоро отважных придет к нам дружина, сверкая
Блеском оружья; родит их угрюмою темною ночью
Конь этот страшный; и быстрым прыжком на землю спустившись,
Бросятся в ярости бурной последние воины в битву.
Но не от мук родовых отверзнется страшное чрево;
Воинов этих рожденных не примут женские руки;
Нет, Илифи́ей коню будет та, чьей рукою он создан;
Полное чрево раскроет она; восприемницей станет
390 Этого страшного чада Афина[56], крушащая стены,
Вижу — меж башен троянских бушует, разлившись повсюду.
Алая крови пучина, вздымаются волны убийства.
Цепи ужасного брака куются для женщин злосчастных;
В этой древесной пещере скрывается страшное пламя.
Горе, о горе! и мне, и тебе, мой город родимый!
В прах обратишься ты скоро; и рухнет творенье бессмертных,
Лаомедонтовы стены дотла разрушены будут[57].
О мой отец, моя мать! Рыдаю о вас я! Ужасно
То, что претерпите вы. Отец мой несчастный, на землю
400 Там, где Хранителя Зевса алтарь, ты будешь повергнут,
Ты ж, благородная мать, ты по воле богов потеряешь
Женский свой облик; собакой завоешь о чадах погибших[58].
О Поликсена! Тебя, сошедшую в землю родную[59],
Буду оплакивать я, но недолго; о если б могла я
Пасть от руки аргивян, на твоей рыдая могиле!
Горе! Зачем я живу? Ведь я знаю, меня ожидает
Более страшная смерть и чужая земля меня скроет.
Знаю, царица и мне, и мужу-царю приготовит
Гибельный дар — от войны отдохнет он на ложе последнем[60].
410 Слушайте ныне меня! Узнайте, что вас ожидает!
Тучу судьбы роковой отгоните, над нами нависшей!
Мощное чрево коня рубите скорей топорами
Или спалите огнем! Пусть гибнет коварное тело
Вместе с врагами! Пускай на данайцев обрушится горе!
Вы же, пируйте со мной! Поскорей в хороводы смыкайтесь!
Ставьте крате́ры! Пришла к нам пора свободы желанной!"
Громко кричала она — но никто ее речи не верил;
Так повелел Аполлон, ниспославший ей дар предвещанья[61].
С речью суровой и гневной к Кассандре отец обратился:
420 "Прислана злобным каким божеством ты, провидица злая?
Дерзостным лаем своим испугать ты нас хочешь, собака!
Всё не насытилась ты безумной своей болтовнею.
Радости нашего пира как будто завидуя, снова
К нам ворвалась ты в тот день, как Зевс, наш Кронид повелитель
Дал нам свободу узреть, корабли Ахейцев рассеяв.
Нынче копье не летит и покоится лук, не натянут,
Смолкло бряцанье мечей, не свистят замолчавшие стрелы:
Пляски и сладкие песни повсюду, и распря затихла.
Мать не рыдает над сыном и, мужа на бой проводивши,
430 Нынче жена не заплачет над трупом, оставшись вдовою.
В дар принимает коня владычица града, Афина.
Дерзкая дева, одна ты, вопя пред воротами дома,
Ложно пророчишь беду, беснуешься в диком безумье,
Терпишь напрасные муки и город святой оскверняешь.
Прочь уходи! Нас теперь хороводы, пиры ожидают.
Нет под троянской стеной угрозы, так долго стоявшей.
Голос пророческий твой нам отныне уж больше не нужен!"...
Это промолвив, Приам велел непокорную деву
440 В спальне замкнуть; и отцу покорилась она против воли.
В девственном спальном покое на ложе упала, рыдая;
Жребий свой знала она и видела, как, разгораясь,
Пламя уже бушевало в стенах ее града родного.
Этой порою троянцы воинственной деве Афине
В храме коня посвятили, поставив на крепком подножье;
Жертвы богам возложили на жертвенник в яркое пламя;
Боги ж свой взор отвратили и тщетной не приняли жертвы.
В городе все пировали, все буйством кипело безмерным,
Буйством, что следом идет за вином, мужей веселящим.
450 Разум утратили все и, в пьяный сон погрузившись,
Город затих. У ворот лишь немногие стражи остались.
Свет той порою угас и спустилась в божественном мраке
Ночь на крутой Илион, ему несущая гибель.
Облик старухи седой приняв, к аргивя́нке Елене,
Хитрость тая, Афродита вошла, искусная в кознях;
К ней обратилась она с таким убеждающим словом:
"Знай, дорогая, зовет тебя Менелай полководец,
Муж твой. В коне деревянном он скрыт, а с ним и другие
Славных ахейцев вожди, что руки твоей прежде просили.
460 Тотчас к нему ты иди! Позабудь о старце Приаме,
И о троянцах других, позабудь о самом Деифобе.
Я отдаю тебя вновь Менелаю, страдавшему долго".
Это сказав, удалилась богиня; и сердцем смятенным
Ей покорилась Елена; из спальни своей ароматной
Вышла, и следом за ней Деифоб; на пути ее видя,
Долго глядели ей вслед троянки в хитонах нарядных.
В зданье высокое храма Афины вступила Елена:
Очи свои на коня устремив, она долго стояла;
Трижды потом обошла вкруг него, аргивян завлекая,
470 Жен их кудрявых она по имени всех называла
Голосом нежным своим. Они же, сокрытые, тяжкой
Болью терзались в душе и в молчании слезы глотали...
487 Многих ахейцев могла б соблазнить лукавством Елена,
Если бы, грозная ликом, покинув эфир, не предстала
Дева Паллада пред ней, Елене лишь зрима; из храма
490 Вывела тотчас ее и сказал суровое слово:
"Жалкая! Вот до чего довели тебя злые деянья,
Жажда объятий чужих и козни лукавой Киприды!
Первого мужа ничуть не жалеешь? И дочери видеть
Ты, Гермионы, не хочешь? Опять помогаешь троянцам?
Прочь уходи! И над спальней своею, поднявшись на башню.
Пламя привета зажги кораблям плывущим ахейским".
Сделала тщетным Афина Елены пустое лукавство.
В спальный покой возвратилась Елена. А этой порою
В городе кончились пляски и все погрузилось в дремоту.
500 Звуки форминги умолкли, лежала усталая флейта
Возле кратера; валился вином переполненный кубок
И разливалось вино, струясь по рукам ослабевшим.
Спутница тьмы, тишина, над городом всем воцарилась;
Не было слышно и лая собак; и, казалось, молчанье
Ждет, призывая к себе убийством дышащие клики.
Гибельный жребий троянцев уже на весы свои кинул[62]
Зевс, повелитель войны, и призвал ахейцев на битву.
Феб Аполлон со стены городской Илиона твердыни
С грустью на храм свой взирал в плодородных пределах[63] ликийских.
510 Весть аргивянам Синон посылал с могилы Ахилла
Ярко горевшим костром, во тьме светившим далеко[64].
И полыхало всю ночь над спальным покоем Елены,
Путь освещая бойцам, золотистое факела пламя.