Памятники поздней античной поэзии и прозы II-V века

Старые философские учения — платонизм афинской Академии, кинизм, стоицизм и эпикуреизм — продолжали распространяться, то подвергаясь гонениям (например, при Домициане), то пользуясь поощрением (при Антонинах и Северах). Однако стремление творчески, активно подойти к разрешению мировых и общественных проблем постепенно ослабевало, уступая место вниманию к практической нравственности. Вопросы индивидуальной этики стали занимать первое место во всех школах, сглаживая противоречия между их учениями: два философских течения, в прошлом наиболее враждебные друг другу, — стоицизм и эпикуреизм, — приходят в области личной морали к одним и тем же советам и предписаниям: "мудрец" должен удаляться от общественных дел, находить внутреннее равновесие и даже счастье только в себе самом и в сознании своей правоты; от этого остается один шаг до учения о презрении к земной жизни и о заботе о душе. Этот шаг и делает неоплатонизм: он открыто вводит в свое учение мистические элементы и проводит своих адептов через ряд тайных обрядов по образцу древних языческих мистерий. Поиски разрешения жизненных вопросов в пределах личной морали повлекли за собой увлечение мистическими культами, веру в невероятные явления, пророчества, знамения, сновидения и т. п. (см., например, фрагменты сочинений Флегонта, речь Юлиана "К сенату и народу афинскому").

Это бегство от реальной жизни с ее суровыми требованиями и конфликтами, заметное уже у писателей эпохи эллинизма, еще ярче выступает у тех, кому довелось жить и творить под властью римских императоров; в связи с этим в литературе возникает одно своеобразное явление — повышенный интерес к миру животных: этот интерес отнюдь не носит чисто научного характера, как в школе Аристотеля и у позднейших перипатетиков, а диктуется стремлением к идеализации жизни зверей, птиц и даже рыб: животным, — говорят такие писатели, как Оппиан, Немесиан, Элиан, — доступны все лучшие чувства человека — любовь, дружба, верность, стыд, самоотверженность, но чужды худшие — намеренная жестокость и лживость. Для доказательства этих положений авторы приводят вперемежку тонкие и верные наблюдения и неправдоподобные, почти сказочные анекдоты.

Интерес к индивидуальной психологии человека, к его прирожденному характеру или к его типичным чертам, приобретенным в течение жизни, возник уже у Аристотеля и его учеников: как известно, "Характеры" Феофраста явились прототипом множества сочинений в последующие века; эллинистические поэты поддержали и развили эту тенденцию в своих поэмах и эпиграммах; то же углубленное внимание к личности отдельного человека заметно и у писателей поздней империи: именно в эту эпоху создаются первые "романы" (хотя этот термин применяется к античной повествовательной литературе с известными ограничениями). Во всех этих повествованиях центр тяжести перенесен во внутренний мир действующих лиц, и автор старается особенно ярко изобразить их переживания, чтобы вызвать интерес и сочувствие читателя: все личные чувства — влюбленность, семейные привязанности, внезапная страсть, любопытство, дружба и верность, ревность и подозрительность, разочарование, жадность и зависть — находят свое отражение в этих повестях, из которых большинство, к сожалению, дошло до нас не полностью.

Они "интересны" в нашем смысле слова, т. е. занимательны. Это стремление изобразить душевные переживания и мысли рядового человека проявляется порой на материале, как будто мало пригодном для этой цели, а именно в новых переработках мифов глубокой древности (см., "например, поэмы Квинта Смирнского, Коллуфа или прозаический "Дневник Троянской войны" Диктиса Критского).

Постепенно совершенствуется уменье изображать наглядно мелкие детали окружающей обстановки, повседневного быта, одежды и занятий действующих лиц: все эти черты можно без труда заметить и в "Эфиопике" Гелиодора, и в письмах Филострата и Алкифрона; даже имеются попытки применить тот прием, который теперь называют "речевой характеристикой", — имитацию речи того или иного лица в зависимости от его занятий и общественного положения.

Это постепенное, но совершенно явное перемещение художественных тенденций из области общественных интересов и общезначимых типовых явлений в индивидуализированное изображение внутреннего мира оказало свое влияние и на отбор жанров, играющих ведущие роли в поздней античной литературе.

Соотношение литературных родов и жанров в эту эпоху как в греческой, так и в римской литературе иное, чем во все предшествующие периоды. Первое, что бросается в глаза в литературе греческой, это — почти полное отсутствие лирической поэзии: кроме нескольких дошедших до нас отнюдь не очень значительных стихотворений поэта II века Месомеда (см. стр. 29), мы имеем от этих веков только эпиграммы; некоторые из них — особенно эпиграммы Паллада — имеют художественную ценность, но их все же нельзя назвать лирикой в полном смысле этого слова.