Читаем Памятники византийской литературы IV-IX веков полностью

Всякое сказуемое или шире подлежащего, или равно ему; уже подлежащего оно никогда не бывает. Шире оно бывает тогда, когда более общее высказывается о менее общем; более общими являются высшие понятия, менее общими — низшие. Самое общее изо всех понятий есть сущее, поэтому оно и высказывается обо всем. В самом деле, и субстанция называется сущим, и акциденция называется сущим. Но мы не можем сказать, что сущее есть субстанция; ибо не только субстанция есть сущее, но и акциденция. Равным образом и роды высказываются о видах, так как роды более общи; виды же не высказываются об их родах; виды менее общи, нежели роды, поэтому субстанция высказывается о животном, а животное о человеке. Ведь животное есть субстанция, и человек есть животное. Но эти суждения не допускают обращения: ведь всякий человек есть животное, но не всякое животное — человек. И лошадь, и собака — животные; но не всякая субстанция есть животное. В самом деле, камень или дерево — субстанция, но они — не животные. Подобным же образом и вид служит сказуемым к обнимаемым им индивидам, т. е. ипостасям, так как вид является более общим. Но индивид, или ипостась, не говорит о виде, ибо ипостась имеет меньшую общность, нежели вид. Итак, Петр есть человек и Павел есть человек; но не всякий человек — Петр или Павел: ведь есть и другие ипостаси, объединенные видом, к которому относится человек.

Различия также служат сказуемым к видам, которым они принадлежат, и к индивидам этих видов, ибо различия более общи, нежели виды. Так и «разумное» имеет большую общность, нежели вид «человек»: ведь всякий человек разумен, но не всякое разумное существо — человек; ангел разумен, но не человек. Таким бывает сказуемое, когда оно шире подлежащего.

Сказуемое равно подлежащему, когда оно допускает обращение. Так, свойства служат сказуемым к видам, которым они принадлежат, и виды служат сказуемым своим свойствам. Ведь всякий человек обладает способностью смеяться, и всякий, обладающий способностью смеяться, есть человек. Ибо хотя и говорят про обезьяну, что она смеется, однако она смеется не сердцем, а лишь своим наружным видом, ибо она — животное подражательное. Таким образом, когда род служит сказуемым к виду, различие к виду, вид — к индивиду, то сказуемое шире подлежащего. Когда же сказуемое есть свойства, то оно равно подлежащему. Такое сказуемое называется чисто обращаемым и допускающим взаимное с подлежащим предикатирование.

Глава XVI. О сказуемом синонимическом и омонимическом

Сказуемое бывает синонимическим тогда, когда подлежащее принимает и название, и определение самого имени. Например, животное есть сказуемое по отношению к человеку, и человек принимает как название, так и определение животного. В самом деле, животное есть субстанция одушевленная, чувствующая, и человек принимает это определение; ибо человек есть субстанция одушевленная и чувствующая.

Сказуемое бывает омонимическим тогда, когда подлежащее принимает название, а определения — никогда, как, например, изображение человека принимает название человека, а определения человека не принимает. В самом деле, определение человека таково: животное, разумное, смертное, способное к разумению и познанию. Напротив, изображение и не животное (ибо оно не одушевлено), и не разумно, и к разумению и к познанию не способно.

Следует знать, что все, что служит сказуемым к чему-либо как к подлежащему, т. е. синонимически, будет сказуемым и к тому предмету, который служит подлежащим в отношении первого; например, животное есть сказуемое в отношении подлежащего — человека, т. е. сказуемое синонимическое; и человек есть сказуемое в отношении Петра, а Петр — подлежащее в отношении человека. Следовательно, животное есть сказуемое и по отношению к Петру, ибо и Петр есть животное.

Подлежащее употребляется в двух смыслах: в смысле основы существования и в смысле предмета высказывания. В смысле основы существования субстанция как бы служит основой для акциденций: в ней они имеют свое бытие и вне ее не существуют. Подлежащее менее общо в отношении сказуемого, ибо менее общее подлежит быть высказанным в более общем, то есть когда более общее служит сказуемым к менее общему; например, животное есть сказуемое в отношении человека. Об общем говорят, что оно соотносится с подлежащим, а о более частном, — что оно есть подлежащее в отношении сказуемого. Об акциденции говорят, что она находится в подлежащем, в субстанции; а о субстанции, что она есть подлежащее, составляя основу существования.

Глава LXIV. О термине, посылке и силлогизме

Следует знать, что логика ставит своей целью рассуждать о доказательстве. Доказательство есть силлогизм. Силлогизм состоит из двух правильных посылок и заключения. Например, желая доказать, что душа бессмертна, я говорю: «Все, что в вечном движении, есть бессмертно». Это — первая посылка. Далее я высказываю вторую посылку: «Душа находится в вечном движении». Затем — заключение: «Следовательно, душа бессмертна».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука / Биографии и Мемуары
Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики