Международная конференция «Диалог» на острове Родос. Не знаю, где был опубликован мой доклад, но речь в нем шла о критике релятивистско-плюралистической теории диалога как столкновения совершенно независимых мнений, не имеющих никакой общей исходной точки. Я доказывала невозможность такого диалога (который нынче в теоретической моде).
Не знаю, устроил ли мой доклад аудиторию религиозных интеллектуалов, но ведущий (похвалюсь!) о. Всеволод Чаплин прямо на сцене поздравил меня за «глубину мысли и отвагу». (Вот, каким я его знала в те годы!).
В целом же конференция походила на слет боевых мусульман, которые ведут словесную интифаду против «золотого миллиарда», «угнетающего остальное человечество». Идея была в том, чтобы приравнять осуждение террористов к разновидности террора. Прямо называли такое осуждение «западным терроризмом». А Европа (пожалуй, кроме католиков) со страху демонстрировала «кретинизм пораженчества». Упрела, короче, старушка. Даже раввин Москвы обвинил в конце концов Америку в срыве соглашения с палестинцами.
Были с Ирой в Узком в храме Казанской Божьей Матери. Отец Петр поразил анафематствованием Америки и антикатолическим фундаментализмом. Заключил свою проповедь, по сути, так: православие или смерть, подобно В. Белинскому, в свое время провозглашавшему эту дилемму в связи с социализмом.
Премьер-министр Фрадков изрек «Надо обустроить работу новой конфигурации».
Конференция о русской национальной идее в рамках Шестых международных Максимовских чтений», посвященных юбилею «Континента». И хотя мало кто говорил о предмете чтений, она редкостным образом удалась: Россия, оказалось, удивительно богатой талантами (в немолодом, увы, поколении). За исключением нескольких известных докладчиков, пылкого А. Кырлежева, не совсем стройной по мысли масштабно известной поэтической персоны и еще нескольких грузинских униатов, травивших Россию; перед аудиторией прошествовал парад вдохновенных проповедников истины христианства и достоинств русского народа, русского человека. Это – подлинно красноречивая Светлана Семенова, пушкинист Валентин Непомнящий, а также увлекательные мифотворцы с отличным слогом, как Георгий Гачев; в конце концов, историки-концептуалисты как Андрей Зубов. Даже единомышленник Непомнящего Б. Тарасов в оценке русских национальных достоинств был живее обычного; а также замечательно умный и здравомыслящий россиевед поэт Наум Коржавин; и наш любимый, еврорусский француз, проф. Жорж Нива.
Пара Гачев – Семенова представила яркую картину. По виду худенький старичок (пока не вышел на кафедру, когда поразит силой своей творческой фантазийности) и – крупная, яркая, в развивающейся красной шали и с взмывающими ввысь руками Светлана Семенова.
Высокий хэппенинг!
Если в одной семье столько талантов, то сколько же в России?!
Я очень радуюсь всем талантам, но наиболее живительна для меня – ответственность мысли, захватывающая в докладе И. Роднянской о руссофонии.
Из старого: «теологию» Хайдеггера, этого, по выражению Иры, «мистического атеиста», его апологеты хотят сделать фундаментом православного богословия. Один из выступающих на защите докторской диссертации В. Непомнящего стал упрекать его за употребление словосочетания «картина мира», забракованного Хайдеггером. Диссертант смутился, просил извинения. А Ира в коридоре сказала ретивому критику: «Это совершенно законное выражение, мы прозреваем лишь картину, а подлинник известен только Творцу. Григорий Богослов по этому поводу критиковал Евномия». «Рената, – заметила она позже, – ведь я за отсутствием тебя выполняла твою роль неуемного преследователя и дознавателя». Но я бы про Евномия и не вспомнила бы.
Мне понравилась формулировка Иры, после ее чтения текста одного популярного уже философа: «Я не понимаю способа его мышления, русла его мысли, С ним даже нельзя спорить, как с марсианином».
На этом мои записки обрываются моею собственной рукой. Пора и погулять, и отдохнуть…
II
НЕСКОЛЬКО СТРАНИЦ ТЕЛЕФОННЫХ РАЗГОВОРОВ
с С.С. Аверинцевым (начало 90-х)
[7]С Сергеем Сергеевичем я встретилась на пороге «Философской энциклопедии» (на подходе к IV тому), где я стала научным редактором, а он – новоприглашенным автором. Завязались дружеские отношения; в традицию вошли долгие телефонные разговоры на «вечные» и животрепещущие темы. Далеко не все, оставшееся в памяти, а только то, что тут же бралось «на карандаш», предлагается ниже читателю. Но и здесь, по понятным причинам, представлена лишь часть записанного таким образом.