Они тотчас умолкли, поняв, что не пришло еще время оплакивать пани, но все же не расходились со двора. Пан Заглоба вернулся в комнату несколько успокоенный и снова сел на скамью.
В эту минуту в дверях снова появилась служанка.
Пан Заглоба бросился к ней.
— Ну как там?
— Спит.
— Спит? Слава богу!
— Может быть, Бог даст…
— Что делает пан комендант?
— Пан комендант у постели.
— Хорошо! Ступай туда, куда тебя послали.
Пан Заглоба обратился к офицерам и сказал, повторяя слова служанки:
— Может быть, Бог даст… Спит! Я начинаю надеяться… Ух!
И все глубоко вздохнули. Потом окружили пана Заглобу и стали его расспрашивать:
— Ради бога! Как это случилось? Что это было? Каким образом она убежала пешком?
— Сначала она бежала не пешком, — ответил пан Заглоба, — у нее даже были две лошади; и этого пса, чтобы его зараза задушила, она сбросила с седла.
— Ушам своим не верим!
— Рукояткой пистолета ударила его меж глаз, а так как они в то время отстали, то никто этого не видел и никто не погнался. Одного коня волки заели, а другой утонул при переправе через реку. Боже милосердный! Шла, бедняжка, одна по лесу, ничего не ела, не пила…
Тут пан Заглоба снова зарыдал и на некоторое время прервал свой рассказ, а офицеры опомниться не могли от изумления, ужаса и жалости к этой общей любимице.
— Будучи уже близко от Хрептиева, — продолжал Заглоба минуту спустя, — но не узнав местности, она готовилась умереть, но услышала скрип колодезных журавлей и сообразила, что до Хрептиева уже недалеко, и, выбиваясь из последних сил, дотащилась.
— Бог охранял ее в такой опасности, — сказал Мотовило, вытирая мокрые усы. — Он сохранит ее и теперь!
— Иначе и быть не может! Вы сказали истинную правду! — прошептали офицеры.
Но вот на дворе опять послышался сильный шум. Пан Заглоба снова впал в бешенство и выскочил из комнаты. На дворе стояла сплошная толпа солдат. Увидав пана Заглобу и двух офицеров, солдаты раздвинулись, уступая дорогу.
— Помолчите, собачьи души! — начал Заглоба. — Не то я вас…
Но из полукруга выступил Сидор Люсня, драгунский вахмистр, настоящий мазур, любимец Володыевского. Сделав два шага вперед, он вытянулся в струнку и произнес решительным тоном:
— Ваша милость! Не может быть иначе! Ежели он, такой-сякой сын, хотел нашу пани обидеть, то все мы на него двинемся, чтоб отомстить! Не я один говорю, все того просят. А так как пан полковник идти не может, то мы пойдем под началом кого другого, хотя бы в самый Крым, лишь бы его схватить и отомстить за нашу пани…
В голосе вахмистра звучала упорная, холодная мужицкая угроза; остальные драгуны скрежетали зубами и, сопя и ворча, тихонько ударяли руками по саблям. В этом глухом ворчании толпы, напоминавшем рычание медведя в ночной тишине, было что-то страшное.
Вытянувшись в струнку, вахмистр стоял и ждал ответа, за ним стояли в ожидании и остальные ряды, и в них чувствовалось столько упорства и злобы, что теперь бессильна была даже военная дисциплина.
С минуту продолжалось молчание.
Вдруг в задних рядах раздался чей-то голос:
— Кровь его — лучшее лекарство для пани.
Гнев пана Заглобы сразу прошел: его тронула привязанность солдат к Басе, а при упоминании о лекарстве у него вдруг мелькнула мысль о том, что надо привезти доктора для Баси. В первую минуту в пустынном Хрептиеве о докторе никто даже не подумал, а между тем в Каменце было несколько медиков и в числе их был один грек, человек знаменитый, богатый и такой ученый, что его повсюду считали чернокнижником. Но было сомнительно, захочет ли он за какое бы то ни было вознаграждение ехать в такую пустыню, как Хрептиев, он, которого даже магнаты величали «вашей милостью».
Пан Заглоба задумался на минуту, потом сказал:
— Этот бешеный пес не уйдет от справедливой мести, за это я вам ручаюсь, а ты бы, наверное, предпочел, чтобы в этом поклялся король, а не Заглоба! Но еще неизвестно, жив ли он; пани, вырываясь из его рук, ударила его по голове рукояткой пистолета. Теперь не время об этом думать, надо прежде всего спасти больную.
— Мы хоть жизнью спасать ее готовы! — ответил Люсня.
В подтверждение слов вахмистра толпа опять заворчала.
— Слушай, Люсня, — сказал Заглоба, — в Каменце живет медик Родопул. Поезжай к нему, скажи, что пан генерал подольский вывихнул ногу у самого города и ждет его помощи. А когда вы будете за городскими стенами, ты схватишь его за шиворот и посадишь на коня, а то и в мешок, и единым духом повезешь в Хрептиев. Через каждые две версты я велю расставить для тебя лошадей, и вы все время будете ехать вскачь. Но только смотри, довези его живым, — в мертвом толку мало.
Толпа загудела теперь уже от удовольствия. Люсня только зашевелил усами и сказал:
— Уж я его раздобуду и не оброню до самого Хрептиева!
— Ступай.
— Ваша милость!
— Что еще?
— А если он потом помрет?