Панацея

Сколько лет прошло? Около двадцати. В четверг двенадцатого сентября Матушкин направлялся привычным маршрутом на дачу. Проезжая место старой аварии на Киевке, он снова вспомнил двух молодых людей. Давнее происшествие привычно не отпускало.

Такое навязчивое «преследование» выглядело странным. В самом деле, обочины российских дорог усеяны надгробиями, установленными скорбящими родственниками и друзьями жертв. И ведь та драма была не единственной, виденной Матушкиным своими глазами.

Первого января ему исполнилось пятьдесят восемь. Он соприкасался со многими страданиями и смертями. Не массовыми, не «отвлеченными», не «статистическими» – каковыми страдания и смерти подчас воспринимаются на войне искалеченной психикой, но индивидуальными, единичными, а значит, какими-то абсолютными и, потому, особенно жестокими. Жестокими не в отношении всего рода людского, но в отношении конкретных его представителей. Наверное, эти люди тоже были рождены для пресловутого счастья, но им его почему-то не хватило.

По работе Матушкин общался с умалишенными. Сталкивался с жуткими последствиями членовредительства, «сдобренного» нечувствительностью к боли. Изучал маньяков и садистов, изолированных от общества. Находил повесившихся, вскрывших вены, перерезавших горло… Матушкин многое видел. Но именно та авария, та смерть будоражила и преследовала его. Смерть, в которой не было его вины – если только нарисованный аэрографом неприличный жест не свел водителя иномарки с ума – стала постоянным спутником Матушкина, напоминая ему его невольное свидетельство. Матушкин ощущал какую-то непонятную связь с тем далеким событием.

Возможно, в силу специфики работы, он все время сталкивался со смертью как избавлением от бессмысленного пребывания в этом мире, как наградой за мучения. Смерть двух молодых людей была для него обращением иного рода – вопросом. Смерть поставила не точку, но вопросительный знак. Что сделала с ними смерть? От чего она их избавила? Чем покарала или все-таки наградила? Почему выбрала именно их? Какую тайну они унесли с собой – ведь не исключено, что «некоторую великую тайну» уносят с собой в гроб не только гении.

Матушкин часто ловил себя на мысли, что отождествляет ту аварию со словом «смерть», хотя судьба разбившихся была ему не известна.

Смерть – самая большая загадка. Смерть – то, чего не может не быть и одновременно то, чего нет. Смерть – хрестоматийный и самый пронзительный пример обращения слова в явь, окончания слова и реальности, живое воплощение перехода, «переливания» слова в реальность и реальности в слово. Ибо любое судьбоносное событие и явление случается и существует как слово и как реальность. А какое событие и явление может быть значительнее смерти?

Смерть – событие и явление наиболее неопределенное и, значит, наиболее информативное. Смерть безусловная, то есть свершившаяся, в некотором роде перестает быть смертью. Если смерть забирает человека, то есть свершается, то утрачивает часть своего таинства, часть своей истинности. Расставив точки над i, смерть теряет толику собственной непреложности.

Интуиция подсказывала Матушкину: даже если кто-то из двух молодых людей чудом выжил, то выжил в угоду Смерти, но не жизни…

Вопросы лезли в голову и оставались без ответов. Мысли роились, но не обретали законченности. Возможно, все эти мысли были банальным преувеличением, накручиванием. В конце концов, смерть часто входит или врывается в жизнь просто так, по-свойски, без стука. Истинно: «Едва человек родится, он уже достаточно стар, чтобы умереть».

Матушкин ощущал тяжелое беспокойство, навязчивое, изматывающее нервное напряжение, от которого хотелось избавиться…

Наступало утро. Последовало пробуждение. Измученный сном, он с облегчением открыл глаза. Ночной кошмар отпускал, но отголоски истории еще долго звучали в сознании. Пятница тринадцатое, вспомнил Матушкин.

Б

В пятницу тринадцатого сентября случилось страшное – кот Матвея Матушкина Юстас наложил на себя лапы. Драма разыгралась на даче в подмосковном садовом товариществе «Мечта крест».

В районе двенадцати часов дня за Матушкиным зашли приятели – сосед и его кум, приехавшие из Москвы на выходные. Матушкин отлучился на полчаса: направился к соседу пригубить за приезд, соблюдая годами наработанный ритуал. Затем кампания – в приподнятом настроении – вернулась в дом Матвея Александровича, где обнаружила Юстаса… висящим в петле на бечевке, обмотанной вокруг потолочной балки. Петля мертвой хваткой «опоясала» шею страдальца. Никто не мог зайти и учинить бесчеловечную расправу над несчастным животным. Два верных алабая Ахилл и Одиссей растерзали бы безумца. Псы, чуя неладное, сновали возле дома и скулили. Они любили забияку Юстаса и оплакивали его безвременный уход.

Первое ощущение – удар током. Затем Матушкин в оцепенении смотрел на безжизненное тело своего любимца.

– Матерь Божья, – промолвил Матушкин.

– Твою мать, – лаконично вторил сосед по даче.

Гробовое молчание кума соседа по даче, не страдавшего косноязычием, говорило само за себя…