Все чаще с годами ловишь себя на мысли о том что ход времени становится не так заметен, оно уже не тянется как латексный воздушный шарик, оно летит – подобно вырвавшемуся из рук бумажному змею отдаляющемуся все дальше… Словно убегая, день сменяет ночь, а за ним наступает утро. И времени бег все ускоряется и ускоряется, отстукивая свой торжественный вальс. Иногда наступают минуты, в которые задумываешься о смысле всего этого головокружительного цикличного круговорота, но и система и смысл покрыты какой-то серой дымкой. Вроде бы все просто, но ответов порой не найти.
Белые барханы, укрыв опавшую листву пушистым одеялом, величаво переливались на солнце ослепляя глаза. Время несется беспощадно, оставляя позади лишь воспоминания. Запустив пальцы в рыхлый белый сугроб снежинки облепили их тонким пуховым одеялом, я хотела написать на снегу всего два слова, но он одернул меня…
– Ты там скоро?
– Да, иду… – оставив не снегу лишь отпечаток руки, я побрела к машине.
Мы собирались в гости. Я никогда особо не любила незнакомых компаний, так как чувствовала себя немного не в своей тарелочке. Вернее это была для меня мука. Новые знакомства, совершенно чужие люди, карнавал масок из улыбчивых лиц, все это было не по мне. Куда приятней было бы отправится с гитарой к подруге детства, горланить песни до полуночи, и под громкий смех погружаться в далекие воспоминания. Но судьба распорядилась немного иначе.
– Сегодня так красиво, – оглядывая заснеженные деревья не сдержалась я.
– Да, подарок от Деда Мороза, – улыбаясь, ответил муж. У него было отличное настроение. Мы ехали к его другу.
Изморозь осевшая на деревья предавала этому после новогоднему дню, ощущение какой-то волшебной сказки. Особенно была красива могучая старая ель у нашего дома. Под кистью зимы она казалась кристально белой, каждая иголочка искрила на солнце, краски природы обрисовали ее с такой точностью, что просматривалась каждая деталь. Вот она – истинная красота, простая, не пафосная, живая, без масок и лживой шелухи…
Мы добрались довольно быстро. Маленький домик от ветров и стужи, словно титан огораживала огромная гора, подъем на которую начинался со двора этого милого строения. Покрытая снегом, она казалась еще более величественной, а венчал её огромный крест с тремя перекладинами изогнутыми ажурными изгибами. Он гордо стоял на самой вершине наперекор всем ветрам, молчаливо наблюдая за происходящим в поселении у подножья горы, оберегая жителей от невзгод и бед.
Мои опасения оказались не напрасны. В гостях мы были не одни. Супруг тут же скрылся из виду, оставив меня с тремя совершенно незнакомыми дамами. Меня усадили к столу с чашкой чая, которую я медленно потягивала под звуки старого мультика и новых сплетен. За час непрерывного жужжания я узнала про все акции в продуктовых магазинах, о том кто и по чем купил яйца, огурцы и помидоры на Новогодний Стол. Как подорожала колбаса. На минуту мне показалось что я нахожусь на планёрке ГосПродДепа, на котором обсуждается недопустимый рост цен на мандарины. Я уже была готова взвыв в голос обхватить голову руками и бежать куда глядят мои глаза, но разговор обрел другое русло, которое не могло не тронуть меня за живое.
– А вы знаете, – вдруг не с того ни с сего начала самая старшая и молчаливая из собеседниц, – а ведь вчера мальчик погиб в городе.
– Как погиб – подхватила другая, молоденькая темненькая дама, то и дело недовольно косившаяся в мою сторону.
– В сауне утонул, десять лет было мальчишке. Прям в Новогоднюю ночь.
– Какое горе, – ахнула хозяйка дома, светленькая милая дама.
– А как он там оказался? – Глаза темненькой вспыхнули непомерным интересом.
– Да вот так, родители шалопутные потащили, да не уследили. – Продолжала недовольно бурдеть пожилая женщина лет за шестьдесят, разводя руками и бурно жестикулируя.
– Какое горе, – повторилась светленькая.
– Сами виноваты, пьют как собаки и за детьми не следят, – опрокинув стопку какой-то бронзовой жидкости, утерев губы продолжила темненькая – прав родительских надо лишать таких горе матерей.
Решив подтвердить свои слова действиями, она подозвала к себе маленькую девочку лет пяти и поцеловала ее в белокурый лобик. Это выглядело так мерзко и пафосно, словно она только что вспомнила о ее присутствии и жест этой доброй воли лишь подтверждал тот факт, что темная от обсуждаемой далеко не ушла. Этот неприятный разговор продлился около получаса. Сивая, хозяйка, оправдывала горе-мать, бабуля с темненькой, были готовы закидать виновницу камнями. Лицемерие и возмущение текли рекой.