Шел второй день пребывания Тани и Альберта Борисовича в поселке. Профессор все также лежал под охраной, прикованный цепью к кровати. Он не видел Таню со вчерашнего вечера, когда она забежала к нему лишь на десять минут, чтобы принести ужин. Они поболтали совсем немного, девочке не хотелось уходить, но пришлось. Хаимович понял, что кто-то очень властный контролировал малышку, она выглядела запуганной, и это очень его беспокоило.
Вместо Тани утром принес еду угрюмый молчаливый мужик. Он отстегнул наручник, подождал, пока профессор сходит в туалет, пристегнул его опять, оставил завтрак и ушел.
Часы одиночества тянулись долго. Приближалось время обеда, и Альберт Борисович надеялся, что на этот раз придет Таня. Он уже скучал по ней, да и в целом валяться на кровати как бревно ему осточертело. Раны на удивление быстро затягивались, организм восстанавливался, и Хаимович чувствовал, что хоть завтра готов продолжить путь.
Ученый не мог разглядеть, что творилось на улице. В его домике было два окна, но рядом с ними росли деревья, которые листвой заслоняли практически всю видимость. Наконец, через час скрипнула дверь, и профессор сразу узнал легкие шаги Тани. Девочка осторожно несла поднос с кружкой крепкого чая, тарелкой отварной картошки и пучком зеленого лука.
Хаимович обрадовался и сел на кровать. Он уже приспособился есть с прикованной рукой и с аппетитом жевал молодую картошку вприкуску с луком.
– Почему утром не пришла? Не отпустили?
– Да, – кивнула Таня, болтая ногами на соседней кровати.
– Эта все та бабка?
– Она. Баба Зина. Утром делали уборку и мыли пол в домах.
– И ты мыла? – профессор чуть не поперхнулся от услышанного.
– Да, и пыль протирала…, – устало вздохнула малышка.
– Детский трудовой лагерь у них тут что ли.
Вдруг Таня не сдержалась, покраснела и заплакала:
– Когда мы уйдем? Мне тут совсем не нравится…
– Тише-тише, – попытался успокоить ее наставник, – уйдем, обязательно уйдем. Сегодня их главный должен вернуться, я с ним поговорю и, надеюсь, завтра нас тут не будет.
Девочка, всхлипнула еще несколько раз, затем вытерла рукавом слезы и сказала:
– Там дядьки Доджа и еще двух собак куда-то утром уводили, но недавно вернулись.
Альберт Борисович ничего не ответил, но интуиция подсказывала ему, что валить из этого места нужно как можно быстрее.
– Все, мне пора. Баба Зина сказала, что у меня десять минут, и засекла время. Я поднос тогда вечером заберу. Пожалуйста, давайте завтра уйдем отсюда.
Хаимович с трудом проглотил кусок, чувствуя, что уже готов придушить эту надзирательницу бабу Зину:
– Я тоже этого очень хочу. Веди себя хорошо, жду вечером.
Прошло три часа после ухода Тани. Профессор ворочался на своей кровати с одного бока на другой. Вдруг распахнулась дверь, и послышался топот тяжелых ботинок. По звуку ученый понял, что к нему направляется целая компания. Послышался голос доктора Макарыча:
– Вот отец девочки… кх… кстати, а как Вас звать-то?
– Альбертом, – приподнимаясь с кровати, ответил Хаимович.
Кроме здоровяка-доктора пришли еще двое «гостей»: первый – однорукий коренастый мужик с рыжей щетинистой бородой, а второй – высокий, худой незнакомец с крючковатым носом.
– Ну, и как самочувствие, Альберт? – поинтересовался Макарыч. Его товарищи не спешили представляться.
– Гораздо лучше, болит уже меньше, температура в норме. Если честно, надоело без дела валяться.
– Дело тебе найдется, не переживай. У нас тут никто без работы не сидит, – усмехнулся однорукий.
Альберт Борисович чуть нахмурился, вспомнив, как нагружают Таню. Затем ученый посмотрел на худого с крючковатым носом, тот стоял чуть позади остальных и пристально разглядывал Хаимовича. Профессору не понравился этот цепкий, холодный, тяжелый взгляд. Его лицо чем-то смутило ученого.
– Когда привезли, весь искусан был, едва дышал. А сейчас уже вон как огурчик, чудеса. Дай-ка на швы гляну, – Макарыч осмотрел раны и удивился, насколько быстро они заживают.
– А когда я с главным смогу поговорить? – спросил профессор, пытаясь казаться дружелюбным.
– Всему свое время, отдыхай пока. Швы сами рассосутся, снимать не понадобиться, – доктор скрестил могучие руки на груди и отступил от кровати. Через несколько секунд вся троица молча вышла на улицу.
«Консилиум у них тут что ли был. Пришли, посмотрели, ушли. Где этот хренов Ворон или Беркут или как его там?», – раздраженно размышлял Альберт Борисович. Но главный не спешил порадовать его своим визитом.
Таня пришла поздно вечером, принесла ужин и повалилась на соседнюю кровать.
– Что с тобой? Тебе плохо? – испугался Хаимович.
– Устала очень, огород поливали, спина болит и ноги…, – тихо ответила малышка.
– Огород, огород… ясно…, а здесь много охраны? – между делом поинтересовался наставник.
– Человека два, может три, – немного поразмыслив, ответила девочка и затем добавила, – Додж так скулит в клетке, когда видит меня, я сегодня раза три к нему подходила, гладила. Его отдельно держат. Я ему рассказала, что Вы скоро поправитесь, и мы пойдем дальше, он скучает по Вам.