Сначала Эдвард сомневается, что Корнелиус вообще расслышал ее слова, так как его друг сосредоточенно разглядывал все это время мелькающие за окошком пейзажи. Но он поворачивает голову, слегка прикусывает щеку изнутри и отвечает:
– Эдвард настоял на том, чтобы мы не позволили вам самостоятельно искать дорогу. И я не мог с ним спорить, ведь как-никак вы – почетная гостья леди Латимер.
В его голосе звучит ехидство и в общем не свойственная ему язвительность, и Эдвард благодарен судьбе за то, что в карете царит полумрак, который скрывает его смущение.
Дора смотрит на Эдварда.
– Ну, я надеюсь, что не причинила вам слишком много неудобств.
– Не причинили, – говорит Эдвард, бросая свирепый взгляд на Корнелиуса. Тот отворачивается и снова разглядывает пейзажи. – Никаких неудобств абсолютно.
Дора кивает.
Эдвард сгорает от стыда.
Остаток пути проходит в молчании; как только карета наконец выползает из петляющей Флит-стрит и, сделав круг, едет через Холборн, лошади, к счастью, переходят на резвый аллюр.
На подъезде к вилле леди Латимер дороги становятся ровнее, в воздухе уже не пахнет печным дымом и гнилыми овощами, а гам на улицах стихает. Впрочем, на суаре леди Латимер собралось немалое количество гостей, и, судя по изобилию других карет, подъехать к дому будет весьма непросто. В конце концов Корнелиус предлагает пройтись пешком. Порывистый ветер все еще, свистя, раздирает воздух, и нелепо выглядящая троица кое-как бредет в направлении виллы.
Корнелиус шагает впереди, вынуждая Эдварда и Дору двигаться в его фарватере. Эдвард галантно предлагает Доре руку, и она ее принимает, как ему кажется, с благодарностью.
– Должен извиниться за Корнелиуса, – бормочет Эдвард, стараясь говорить как можно тише, чтобы не услышал друг. – Я не понимаю, отчего он ведет себя так вызывающе.
– Не понимаете? – отзывается Дора, хватаясь пальцами за его рукав. – А я думаю, тут все довольно очевидно. Очень уж я ему не нравлюсь.
Нет смысла это отрицать.
– Да, это правда. Но правда и то, что я не вижу причин для этого. Поверьте, не вижу. Прежде он никогда не вел себя так нелюбезно. Тем более с леди.
– Возможно, он не считает меня леди?
– Но вы же, без сомнения, леди!
Она глухо смеется.
– Да я просто продавщица из магазина, как он не преминул заметить. И едва ли его можно осуждать за то, что он меня в грош не ставит.
Эдвард собирается возразить ей, напомнив, что он и сам всего лишь «мастеровой», но тут улица расширяется, вливаясь в площадь, и они, обомлев, останавливаются, во все глаза глядя на открывшееся им зрелище.
В тот день, когда они доставили сюда пифос, зеленая лужайка была просто красиво скошена, но ничем не украшена. Сегодня же вся площадь освещается воткнутыми в газон факелами, соединенными друг с другом витыми гирляндами из плюща, что протянулись над каменными постаментами. На каждом постаменте красуется позолоченная клетка с сидящим в ней попугаем всех цветов радуги. Всего таких клеток двенадцать, и даже Корнелиус замедляет шаг.
– Старая леди превзошла саму себя!
– Как же это… – Эдвард старается подыскать нужное слово. «Претенциозно» – конечно, подошло бы. «Излишне помпезно» – тоже было бы неплохо. Ведь как еще можно выразить свое отношение к прихотям представителей высшего общества?
– Именно, – бросает Корнелиус через плечо, как будто прочитав мысли Эдварда.
Две густо напудренные пожилые дамы торопливо семенят, старательно удерживая на головах белые парики, которые ветер так и грозит сорвать. Три женщины помоложе с хохотом пробегают мимо, запахивая на груди пелерины. Лакей сражается с зонтиком, безуспешно пытаясь защитить их от ветра.
Корнелиус вновь ускоряет шаг, и Эдвард ведет Дору мимо скопления карет и, успев вовремя обойти круп белой кобылы, которой приспичило в этот самый момент опорожнить кишечник прямо на булыжную мостовую, встает вместе с Корнелиусом в очередь на вход в виллу. По бокам затейливо украшенной двери стоят двое слуг, настолько одинаковых с лица, что их можно принять за близнецов, и Эдвард ловит себя на мысли, что все лакеи леди Латимер как будто отлиты в одной и той же гипсовой форме.
– У нее все слуги очень молодые и симпатичные, не правда ли? – шепчет он на ухо Доре.
При этих словах Корнелиус сам обращает внимание на слуг, оценивает их беглым взглядом и начинает пощипывать кружевную оторочку своего манжета.
Долго стоять в очереди не приходится. Вскоре они минуют распахнутые двери, и Эдвард с замиранием сердца оглядывается, невольно сжимая руку Доры. Он с самого начала решил не приезжать слишком рано, ибо надеялся раствориться в толпе и избежать повышенного к себе внимания, но теперь, когда они оказываются среди щеголеватых мужчин в красиво завитых париках и дам в вечерних платьях, Эдварда одолевает легкая паника, знакомый страх оказаться в западне. Корнелиус приближается к Эдварду и прижимает губы к его уху:
– Все в порядке?
Когда Эдвард с сомнением кивает, Корнелиус снова отходит и говорит уже громче: – Пойду изучу местность. Полагаю, вы с мисс Блейк без меня тут справитесь?