Таддеус был красив — так, как она уже успела забыть. Гладкие волосы растрепались, тонкие маленькие прядки прилипли к потному лбу и вискам. Лицо и часть шеи покраснели от жара, кончики и мочки ушей — от ее зубов. Волосы на судорожно вздымающейся груди промокли от пота и завивались колечками. Ее Тедди судорожно хватал ртом воздух, запрокидывал голову и тихонько охал. Еще ни разу он не вскрикнул и не застонал во всю глотку, что для него было настоящим подвигом — он был любителем пошуметь.
Пандора качнула бедрами, сжав его покрепче, отчего он выгнулся и процедил тихое «Пенни» сквозь зубы. Она судорожно вздохнула, откинув один локон со лба, и сделала ещё одно движение. Плавно, неторопливо, нежно… совсем не так, как он привык и, скорее всего, совсем не так, как ожидал. Пандора уже в который раз пропустила сквозь пальцы влажные волосы на его груди. Сжала, потянула. Стиснула и скрутила в пальцах твердую горошину его соска. Таддеус безмолвно открыл рот, его бедра слабо дернулись под ней. Она склонилась над его шеей, вновь сжав его своим нутром. Он запрокинул голову, протяжно охнув, и она обдала его шею горячим дыханием. В этот миг в ее изнемогающее от блаженства сознание вползло ледяное воспоминание.
…Блондинка в роскошном красном платье… Ее густые золотые кудри, ниспадающие ей на плечи… Ее тонкая талия, на которой покоится его рука… Ее ярко-голубые глаза, которые искрятся от вспышек фотоаппаратов… Её темно-алые губы, губы хищницы… Их след на шее хохочущего Таддеуса… Эриния… Эриния Мерсер…
Пандора процедила воздух сквозь зубы. Таддеус под ней удивлённо застонал — она сжала его слишком сильно. Ей захотелось впиться в его шею, вгрызться в нее зубами, оставить след, свой след… Но нельзя, нельзя! Кто-то может узнать о них, об их отношениях, об их связи… и о плоде этой связи, их дочери. Она не может этого допустить, не может позволить тронуть ее… да и его, его тоже. Это ее Тедди, ее бесценный милый медвежонок. Она разорвет этой твари то чертово платье в клочья, вырвет золотые волосы с корнями и проредит линию белоснежных зубов, если она только посмеет с ним что-нибудь сделать. Если только посмеет решить, что он принадлежит…
— Мой, — прорычала она, покрывая судорожными поцелуями его шею и грудь. — Ты мой, мой, только мой! Ты слышишь меня? Слышишь?!..
— Да, — горячечно выдохнул Таддеус, зажмурившись. — Ох, да… Пенни… Твой… Только тво… Ох, да… Да… Д-д… Ах!
Таддеус содрогнулся всем телом, прогнулся под ней. Костяшки руки, которой он держался за спинку кровати, побелели. Другая рука судорожно стиснула ее предплечье. Его живот дрогнул, его грудь замерла. Пандора просунула руку под его скользкую спину, впилась пальцами в кожу. Уткнулась ему в ключицу, слизала пару капель пота. Да, Тедди. Давай, мой хороший. Давай…
Жар растекся внутри нее, он внутри нее дернулся. Дрожь прошила до самых кончиков пальцев. Она тяжело выдохнула в нежную кожицу его ключицы. Замерла, пережидая минуту экстаза, чувствуя, как наслаждения циркулирует в крови, отдается в ушах рваным пульсом. Слыша и ощущая, как хорошо ее мужчине, как он судорожно хватает ртом воздух, как он вздрагивает, как мычит и сжимает губы, желая заглушить свой крик.
Прорываясь сквозь блаженную негу, Пандора нашла губы Таддеуса, припала к ним. Влажные волоски укололи ей подбородок. Уголки его рта дрогнули. Мягкий и чуть шершавый язык Тедди податливо изогнулся для нее.
— Пенни, — слабо выдохнул Тедди, когда она отпустила его, — Пенни, прости…
— Вижу… пора заканчивать… — хрипло прошептала Пандора, криво усмехнувшись. — Ты… заговариваешься… уже…
— Пенни… — Тедди улыбнулся, широко и блаженно, — на смех у него не хватало сил. — Я… люблю… люблю тебя… Я твой… только твой…
— Я знаю, — выдохнула она и снова потянулась его поцеловать.
— Я все… все сделаю… — зашептал он, когда она отпустила его. — Все, что хочешь… Только скажи…
— Хм-м-м… Да… Есть кое-что… — протянула она, сощурив кошачьи глаза.
— Все, что захочешь…
— Возьми меня с собой.
Таддеус моментально напрягся. Блаженная дымка в его глазах рассеялась. Его рука под ее рукой дернулась.
— Пенни, мы же говорили… — нахмурился он.
— Нет, ты говорил, — ответила Пандора, откинув влажные волосы назад, и мягко коснулась его ладони, крепко-накрепко стискивающей деревянную спинку кровати. — Теперь позволь сказать мне.
Она ласково отцепила его руку от дерева, и Таддеус болезненно заохал… а после блаженно зажмурился, когда она принялась массировать его плечо и предплечье. Пандора делала это осторожно и тщательно, целуя намятую ее пальцами кожу.
— Я уже говорила тебе, что я не слабая и нежная фиалка, — сказала Пандора, целуя кончики его пальцев. — Я способна за себя постоять… Но не это я считаю своим главным достоинством.
Поцеловав его ладонь в последний раз, Пандора легла ему на грудь, подложив под подбородок руку. Постучала себя по виску, лукаво ухмыльнувшись.