Панджшер навсегда

– Нет уж, дорожить Кашаевым я не буду.

– Ты сам – хороший командир?

– Как я могу про себя…

– Ты опять бросил своего ротного в самое пекло, а его опять не убили. – Слова прозвучали со скрытым укором и иронией, и Усачева это задело.

– Что ты так о нем переживаешь?

– Я о тебе переживаю, я же просила, не отпускай его от себя. Да и о нем тоже, а почему нет? У любого человека только одна судьба, единственная.

– А откуда ты так много знаешь об операции, как будто сама там побывала?

– И побывала бы, просилась, да не пускают. А узнать труда не составит, если действительно интересоваться. К нам же легкораненые поступают.

– Тебе нечего там делать. Там действительно все плохо, и я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. – Он провел рукой по ее волосам, поцеловал в висок.

– Ты изменился, да? – Эта мимолетная, случайная нежность, принесенная ветром любви, сжала ее сердце, по-женски, даже по-матерински Малике стало жаль этого уставшего человека, которому так трудно отыскать свою дорогу.

– Я стал забывать свой собственный дом. Знаю, что так нельзя.

– Причина во мне?

– Нет, ты ни при чем, хотя иногда так хочется списать все на кого-то другого.

* * *

В декабре переправа по льдистым камням на другой, на левый берег Панджшера большого труда не представляла, зимой река потеряла напор, и глубину, и свою природную агрессию. Сразу же вошли в кустарник, в мелкий подлесок, на котором обвислой, старой шубой еще держалась пожухлая и усыпанная инеем желтая и зеленая листва. Густой подлесок полностью скрыл шестую роту от наблюдателей. В близлежащем кишлаке Ремизов должен был встретить взвод афганского спецназа и с этим усилением выдвинуться вперед и занять рубеж как раз напротив горловины Киджольского ущелья.

Афганский взвод по численности не уступал шестой роте, и командовал им бравый усатый майор с широкой улыбкой и большими амбициями.

– Я – майор! – тыча себе в грудь пальцем, говорил он, очевидно, имея в виду, что командир шурави всего лишь лейтенант и не мог им командовать.

– Майор, значит, майор, отлично, только это не имеет значения.

– Я майор, я командор. Мы бьем «духов», дошман хороб.

С русским языком он управлялся с трудом, но там, где говорят автоматы, можно обойтись и без языков. Ремизов огляделся, афганские солдаты, «зеленые», на самом деле оказались серыми, в толстой шерстяной униформе, в полевых фуражках из такой же ткани, в удобных чешских ботинках, но вместо шинелей или курток они носили с собой свернутые в рулон одеяла. В настоящий момент все это войско, далекое и от войны, и от всех прочих проблем, принимало поздний завтрак и пило чай с лепешками и кишмишем.

– Мы идем в Киджоль, ты с нами?

– Давай пить чай, угощаю. Успеем в Киджоль.

– Надо идти. Война. Так ты с нами?

– Да, – нехотя согласился майор, он все еще улыбался, но недовольные нотки в голосе уже проявились.

– Тогда иди за моей ротой, будешь прикрывать меня сзади. Понял меня?

– Понял. Фамиди, хуб.

– Тогда идем. – Дав дозору команду «вперед», Ремизов отправился вслед за ним, не оборачиваясь.

Перед левобережным Киджолем склон горы рассекала трещина, напоминавшая широкий овраг, по которой протекал небольшой, шириной в два шага ручей. Головной дозорный Сафаров перепрыгнул через него, и тут рядом с ним, разбрасывая каменные брызги, воткнулась пуля, он бросился бежать вверх по склону трещины, а следовавший за ним Комков задержался в растерянности.

– Не стоять! Бегом! Вперед!

Солдат бросился бежать, и вовремя – очередная пуля подняла фонтан в ручье за его пятками. Рота залегла за кустарником в ожидании решения командира.

– Ну, что делать будем? – спросил подошедший с конца колонны замполит. – Может, доложим в батальон, мол, снайпер бьет?

– Снайперы здесь везде. И в Рухе тоже. Ничего, замполит, все нормально. Справимся. Слушай задачу…

Это действительно бил снайпер, но, наверное, молодой и горячий. Торопился слишком, распылял внимание. Этим решили и воспользоваться. К краю кустарника подошел Хатуев.

– Думай только о том, что надо бежать, – жестко сказал Ремизов, – об этом «душке» и не вспоминай. Ничего не случится. Я тебе говорю! Следом за тобой Коцуев побежит, братишка твой, потом и остальные. Ты не один – ты первый. Ну, готов?

Ротный набрал в легкие воздух, уперся взглядом в Хатуева и рявкнул:

– Пошел!

Бег наперегонки с собственным страхом начался, только бы не споткнулся, но снайпер, хотя и ждал свою цель, все-таки проспал и стрелять начал только по Коцуеву, за которым уже бежал Фещук, а там Стансков, Бугаев, потом и сам Ремизов. Снайпер действительно торопился, пули стали ложиться чаще, но их разброс увеличился. Последними на другой берег ручья перебрались Черкасов и Кадыров, замкомандира четвертого взвода, оставшийся после побега Желтова в своем хозяйстве старшим.

– Ну вот. Всего и дел-то, – удовлетворенно усмехнулся командир роты, оглядывая своих людей.

Все смогли, и Сегень смог, и даже Мец. Он посмотрел назад, на оставленный ими берег ручья, там, прикрываясь кустарником, так и остался стоять бравый усатый майор, окруженный афганским спецназом.