Пангея

Зачитали, бормоча себе под нос, обвинительное заключение «был разработчиком плана и духовным вдохновителем убийства руководителя ведомства, произведенного с особой жестокостью и цинизмом».

Матвей отметил тавтологию «духовным вдохновителем».

Но вслух не сказал.

Не под Кириным ведь абажуром собрались.

Поднял глаза на понятых — два давешних узбека в новых валенках со сверкающими галошами.

Кто же показал на него?

Неужели Рахиль, предающая старого друга в его прогремевшей пьесе?

И что сможет он возразить, с его-то биографией?

Увидев эту сцену, Господь опечалился.

Он совсем уже обнаглел, этот кровянистый гаденыш, — лезет в его божественные дела, коверкает его замыслы.

От этих мыслей он сделался совсем слабый — адски разболелась голова. Что нету его безраздельной власти — это еще полбеды, но чтобы вмешиваться совсем по-скотски?!

Ничто так не обижало Господа, как особенная беспардонная манера чернокрылого корежить на свой манер самые тонкие и трепетные пассажи, которыми он прокладывал батальные сцены.

Неужели опять биться с ним? В который раз? В миллионный?

Он мотал головой, смотрел вдаль и тер виски.

Что-то потянуло его взор вниз, какая-то невидимая свинцовая гиря, и он скосил глаза. Крошечная черная точка, сделавшаяся красной.

Словно кто-то раздавил комара на белой стене.

Ни звука выстрелов, ни запаха пороха не донеслось до него.

Но он отчетливо увидел: кудрявый юноша разрядил в Лахманкина целую обойму, еле удерживая двумя трясущимися руками маленький ствол. Ему казалось, что он все время стрелял мимо.

Ошибался.

Попадал.

Добил третьим выстрелом.

Физики, изучившие радугу, утверждают, что она видна только тому, кто стоит к источнику света спиной. А вообще она возникает как наше впечатление от того, что солнечный свет преломляется и отражается капельками воды, висящими в воздухе, — после дождя, если выглянуло солнце. Ученые доказали, что эти капельки по-разному отклоняют свет разных цветов — показатель преломления для коротковолнового фиолетового больше, чем для длинноволнового красного, поэтому слабее всего отклоняется красный цвет. Белый цвет разлагается в спектр, и большая часть этого света выходит. Радуги нет только на Северном полюсе, где, кажется, вообще нет никакого цвета, а только свет. Над землей возникает белая дуга, или белая радуга, потому что свету приходится рассеиваться в очень маленьких капельках воды, и эта радуга стоит над горизонтом в ясную и бесснежную погоду. Бывает и черная радуга. Встречается редко совсем уж в мертвых краях. И видели ее те, кто отчаялся окончательно.

ТАМЕРЛАН

— Ты сможешь достать Тамерлана, это их демоническое чудо в перьях?

Исаака вызвал сам владелец газеты, безостановочно, несмотря на утренние часы, курящий сигары. Задав вопрос, босс встал из своего кожаного кресла, подошел к окну, из которого виднелся купол собора Святого Петра, и как будто по рассеянности уронил пепел в кадку с многолетним фикусом, ласково развернувшим к нему свои навощенные синие листья.

— Вот этого.

Шеф достал фотографию.

На Исаака смотрел молодой узбек в белой папахе со сверлящим черным взглядом.

Великолепный узбек.

Исаак молча кивнул.

— Ну вот и хорошо, — пробасил владелец, — я так и знал, у вас там тетка.

— Сестра, — поправил его Исаак, — но это не важно. Я постараюсь, я сделаю.

Выйдя из кабинета, он сразу позвонил Нур. Конечно, он считал ее непутевой, заполошной, недалекой, эксцентричной: могла бы уже и охолонуть к своим сорока годам, ан нет! — но кроме нее, он знал, никто не сможет помочь. Он часто видел ее, переливающуюся всеми цветами радуги, рядом с самыми сильными пангейскими мужами, и они принимали ее вполне серьезно, несмотря на двухсантиметровые разноцветные ногти и странный татуаж вокруг губ. На бритой ее голове фосфоресцировали розово-зеленые пиктограммы, иногда она говорила не своим голосом, вживляя какой-то чип под связки, — позора не оберешься с такой прийти в кафе. Но только он стеснялся ее, вечно несущуюся по ван-гоговским синим завихрениям навстречу самым причудливым событиям, — все прочие улыбались ей издалека или молча любовались этим диковинным человеческим цветком. Многие искали с ней встречи — чтобы потом похвастаться знакомством или в надежде получить ее покровительство перед сильными мира сего. А были такие, кто желал увидеть ее из интереса: о ней ходили легенды самые противоречивые. Но Тамерлан разыскал ее не за этим.

Первое, что он сказал ей: «Я — великий хан, один из учеников пророка Юсуфа, я обязательно завоюю эту землю». «Нарцисс, цветок хрупкий, ранний и боится холода», — подумала она тогда. Она сразу сказала ему, что одну ночь была его любовницей, и Тамерлан скривился, такая откровенность показалась ему оскорбительной. «Цепляется за корни, — тогда подумала Нур, — а какие у нарцисса корни и зачем они. Утоляют боль в мочевом пузыре и вызывают женское желание. Это женский цветок!» Но опять же промолчала.