Пани колдунья

- Что, папенька! - передразнил Астахов нарочито округленные глаза дочери и её якобы непонимающий взгляд. - А то ты не знаешь, что!

Лиза опустила глаза, как бы не в силах выдержать пронизывающий взгляд отца. То есть теперь она могла бы посмотреть на него так же, но у девушки хватало ума не состязаться с родителем в том, в чем он давно был мастер. Да и разочаровывать его не хотелось, раз уж он предпочитал не замечать, как выросла его дочь и как много она теперь понимает.

- После того, как я переболела инфлюэнцой, - тихо проговорила она.

- Господи, за что караешь? - побледнел князь.

- Кажется, тут не к господу надо обращаться, а к его извечному противнику... - несколько развязно начала говорить Лиза; приобретение ею таких отличных от других способностей будоражило девушку, странным образом пробуждая прежде несвойственную разухабистость и даже амикошонство ( Фамильярность, бесцеремонность в общении(фр.). ).

- Молчать! - вдруг закричал Астахов, ни разу в жизни не повышавший голос на дочь. - Не позволю!

С перепугу Лиза съежилась, пролив кофе на поднос. Она прикрыла глаза, ожидая, что отец ударит её. Но князь и сам сконфузился от своей выходки, опустил голову, глухо сказал:

- Прости, мой ангел, это я во всем виноват.

- Нет, папенька, я виновата! - заплакала справедливая Лиза. Она понимала, что перегнула палку и действительно забыла всякие приличия, опьянев от нежданного таланта, как бы возвысившего её над другими людьми. Я перешла всяческие границы. Вела себя как enfant terrible ( Человек, смущающий окружающих своим поведением(фр.). ), как торговка в мелочной лавке!

Она отставила в сторону поднос с завтраком и, встав с кровати, обняла отца. А он прижал дочь к себе, как в детстве, и сказал:

- Я так хотел тебя уберечь от этого...

- От чего, от этого? - Лиза вопросительно подняла на него глаза.

- От того, что я до сих пор затрудняюсь обозначить: сие дар свыше или наше фамильное проклятие...

- Но раз уж оно, как ты говоришь, свершилось, то, может, ты расскажешь мне обо всем? - предложила Лиза.

- Наверное, надо было рассказать давно, - согласно кивнул Астахов. Но я думал - наивный! - будто мне удастся с такими способностями жить, как все, не обращая вовсе на них внимания... Кто отметил печатью наш род, Всевышний или Князь Тьмы, трудно сказать. Вначале, когда открываешь в себе ЭТО, в приступе эйфории кажешься себе избранным, да не просто отличным от других людей, а воспарившим к небесам, причастным к высшим сферам...

- Я такое тоже почувствовала, - смущенно кивнула Лиза.

- Но сие - не что иное, как anguis in herba ( Змея в траве; скрытая, но смертельная опасность (лат.). )... О наших прародителях, отмеченных сей печатью, я знаю немного, но точно, что никого из них дар не сделал счастливым. Если кто-то и бывал счастлив, то не благодаря своим особенностям, а как бы вопреки им...

- Потому ты и хотел меня уберечь?

- Хотел, - вымученно улыбнулся он. - С самого детства я боялся к тебе прикоснуться с мыслью что-то предсказать, воспрепятствовать, как-то изменить текущий ход событий. Убеждал себя: не тронь лихо - будет тихо... Но ты заболела, и я испугался, что могу тебя потерять... Не выдержал, влил в тебя силу, а будто дурную кровь...

- Видно, чему бывать, того не миновать, - со вздохом заключила Лиза. Думаю, ничего ты в меня не влил, а просто пробудил к жизни то, что и само проснулось бы в свое время...Потому, стоит ли нам горевать над тем, чего мы все равно изменить не в силах? Ничем хорошим, как выяснилось, такое не кончается. И еще, папенька, хочу я тебе попенять: не скрой ты от меня сего факта, не стала бы и я бахвалиться, ясновидящей себя перед всеми выказывать. Пока итог наших усилий неутешителен: тебя по Петербургу колдуном прославили, меня - ведьмой... Этак недолго и от церкви анафему получить. Тогда можно и не говорить о каких-то там женихах для меня, а для тебя, надо думать, о внуках.

- Что же ты, Лизочек, предлагаешь?

- Для начала умом пораскинуть, нет ли у нас недоброжелателя какого? Того, кого ненароком обидели, или дорогу перешли, или для кого наше участие в его судьбе оказалось пагубным...

- Это, душа моя, ты романов начиталась. Там - тайные недоброжелатели и роковые мстители выведены в повествовании для остроты сюжета. Ежели в сей жизни кто на меня всерьез обижен, то лишь мой старший сын и твой брат Николай...

- И маменька, - тихо уточнила Лиза.

- Опять? - вскричал князь, до того спокойно обнимавший дочь за плечи; он быстро пошел к двери, но потом опомнился и остановился. Горестно предложил: - Начни-ка ещё и ты меня душегубцем изображать...

- Папенька!

Астахов расстроенно присел на банкетку у двери.

- Поневоле вспомнишь народную мудрость: за свой труд попал в хомут!.. Кому расскажи - не поверят! Девятнадцатый век на дворе, а я будто язычник какой, что от христиан в пустоши скрывается. Сидит в норе и боится нос наружу высунуть, ведь гонители по следам идут, и он уже слышит зловонное дыхание псов, коих они на привязи ведут, чтобы нечестивца затравить... Эк ты на меня подействовала! Разошелся, почище иного романиста...