– Мы еще не уверены, – продолжил Боревич.
– Как вы можете сообщать такие новости по телефону! Совести у вас нет?!
– Мы нашли его на полу в его доме на улице Усыписковой. Без документов, поэтому вам придется приехать в Бюро судебно-медицинской экспертизы для опознания тела.
Как же меня напугал этот бестолковый полицейский! Как обычно, он ничего не знал. Как он вообще мог раскрыть хоть какое-то уголовное дело?
– О, мой сын, мой сын… – причитала я уже гораздо спокойнее. – Кто мог это сделать? Он был таким честным, трудолюбивым, порядочным, сочувствующим и сострадательным. Он заботился обо всех. Это невозможно. Невозможно, слышите?
– Мне очень жаль.
Этот Боревич совсем с ума сошел? Ведь он познакомился с моим сыном в больнице!
– Вы видели тело? – спросила я.
– Это не мой район. Я видел только фотографии в системе.
– Убитый мужчина на фото – это такой с редкими волосами, в обтягивающем пиджаке, с большой задницей? – выпытывала я. – Одним словом, не очень привлекательный?
– Возможно, – смущенно ответил он. – Вы должны прийти в Бюро судебно-медицинской экспертизы на улице Войчеха О́чки для опознания тела.
– Он лежал в коридоре в луже крови?
– Откуда вы знаете?
– Откуда-откуда? Ниоткуда не знаю! Догадываюсь. Какой бы я была матерью, если бы не знала, как умер мой сын? Да, это, должно быть, мой сын, – продолжала я. – Умер, бедолага. Бывает. Он был хорошим мальчиком, но все когда-нибудь умирают, и он умер именно сейчас. Спасибо, что сообщили мне об этом. А теперь, пожалуйста, давайте закончим разговор, мне нужно побыть одной. Я хочу как можно скорее погрузиться в свою боль, отчаяние и горе.
– Я хотел бы задать вам еще несколько вопросов. У вашего сына были враги? Кто-нибудь угрожал ему?
– Нет, откуда? Хотя, знаете, был один такой. Я только что вспомнила. Сосед через дорогу. Подлый тип. Судья в отставке, любитель подглядывать. От сына о нем знаю. Такие самые ужасные, потому что их никто не подозревает. Вы понимаете? Они ведь такие праведные. У него были напряженные отношения с моим сыном. Я не удивлюсь, если именно этот человек убил его. И какой самоуверенный, какой напыщенный! Можно подумать! Старый пердун, и думает, что он бог знает кто!
– Это возможно. Кажется, следов взлома не было, то есть сын мог знать убийцу.
– Мне тяжело говорить. Прошу меня извинить, я устала и скоро могу стать невыносимой.
– Еще один вопрос: ваш сын жил один? Я имею в виду, он жил с партнершей или, точнее, с партнером?
– Что вы имеете в виду?
– Экспертиза установила в доме вашего сына следы по крайней мере двух человек. Конечно, будут проведены тесты ДНК, но все указывает на то, что оба человека – мужчины. Возможно, они были близки друг с другом, потому что, похоже, у них было общее нижнее белье.
– Да вы просто фантастический человек! Неудивительно, что преступники безнаказанно бегают по городу, когда полиция озабочена слухами о сексуальной жизни жертв! Если вам так любопытно, ну и пожалуйста! Как только я дозвонюсь до своего сына, я попрошу его рассказать мне самые интимные подробности его жизни, и я тут же их вам передам!
– Как это вы до него дозвонитесь?
– Неважно. Все у меня в голове перемешалось. Кто жив, а кто мертв. Я в шоке. Разве вы не видите?
– Жду вас в полицейском участке.
– Зачем? Это необходимо?
– Прошу прийти. Лучше всего завтра. Дело очень серьезное. Если вы не придете сами, я пошлю за вами своих коллег, но, думаю, мы оба предпочли бы этого избежать.
Он был серьезен. Наконец-то это произошло! Я столкнулась лицом к лицу с жестокостью полиции. Одинокая и брошенная в безжалостную машину террора. Кто знает, что может случиться со мной за закрытыми дверями полицейского участка?
В последнее время я мало смотрела телевизор, потому что тот был сломан, вернее, работал, но для того, чтобы смотреть все каналы, нужно было докупить какой-то прибор, а человек, который этот прибор устанавливал, хотел взять с меня целых сто злотых. Негодяй. О чем он думал? Что я не буду есть неделю и не заплачу за электричество только ради того, чтобы эти сто злотых собрать? Зачем мне телевизор, если мне отключат электричество?
До сих пор я была абсолютно уверена, что полиция арестовывает в основном агрессивных чернокожих людей из бедных районов за торговлю наркотиками. Очевидно, тенденция изменилась.
Я испугалась. Вдруг Боревич уже знал, что я там была, а подглядывающий судья в отставке все разболтал? Меня могли арестовать. Я – хорошая, чуткая, добрая ко всем – была бы заперта с обычными бандитами в неремонтируемом годами помещении без туалетной комнаты гораздо дольше, чем на один день. С другой стороны, поскольку много лет назад я ездила воспитателем в летние детские лагеря с детьми, никакие условия проживания или качество питания меня бы не удивили.