Паника

Бишоп жил в лесу. Его отец когда-то владел антикварным магазином и ломбардом, и Бишоп любил говорить, что его отец «собирал» вещи. Хезер всегда грозилась, что запишет их на телевизионное шоу про таких же барахольщиков. Дом и двор были заполнены всякой ерундой от простого барахла до действительно странных вещей – там всегда было по меньшей мере три старых машины, нуждающиеся в ремонте различной степени, ящики с краской, ржавые горки, груда бревен, старая мебель, наполовину вкопанная в землю. Лили убежала, крича и петляя между кучами старого барахла.

Хезер нашла Нэт и Бишопа за домом: они сидели на старой карусели, которая уже не вращалась. Бишоп выглядел так, будто не спал несколько дней. Он обнял Хезер сразу же, как увидел. Это было странно.

Она напряглась. Наверняка от нее пахло конюшней.

– Что с тобой такое? – спросила Хезер, когда он ее отпустил. Круги под его глазами напоминали по цвету синяки.

– Просто рад тебя видеть. – ответил Бишоп.

– Ты плохо выглядишь, – она протянула руку, чтобы по привычке пригладить его волосы. Но он поймал ее запястье. Бишоп изучал ее так тщательно, будто захотел запомнить ее лицо.

– Хезер… – начал он.

– Хезер! – крикнула Нэт в это же время. Она относилась к смерти Малыша Келли равнодушно. По крайней мере, так казалось. «Я хочу сказать, мы его толком не знали», – сказала она несколько дней назад, когда Хезер рассказала ей, что чувствует свою вину.

Хезер не дождалась, пока Нэт заговорит, хотя именно она и созвала их всех.

– Я пас, – сказала она. – Я больше не играю.

– Нам нужно подождать Доджа, – сказала Нэт.

– Мне никого не нужно ждать, – ответила Хезер. Ее раздражало спокойствие Нэт. Она счастливо моргала глазками, сонно сидя на солнышке, будто бы ничего не случилось. – Я больше не играю. Вот и все.

– Это безумие, – горячо сказал Бишоп. – Безумие. Любой в здравом уме…

– Судьи не в здравом уме, разве не так? – спросила Нэт, поворачиваясь к нему. – Я имею в виду, что они и не могут здраво мыслить. Вы слышали про Зева?

– Это были не… – Бишоп резко замолчал, качая головой.

– Я, например, не собираюсь упускать шанс выиграть шестьдесят семь тысяч долларов, – сказала Нэт, оставаясь по-прежнему невыносимо спокойной. Затем она покачала головой: – Неправильно начинать без Доджа.

– Почему это? – выпалила в ответ Хезер. – С чего ты так переживаешь за Доджа? У тебя был уговор со мной, забыла?

Нэт отвернулась, и Хезер все поняла. В горле появилась горечь.

– Ты и с ним договорилась, – сказала она. – Ты мне соврала.

– Нет! – Нэт посмотрела на нее умоляющими глазами. – Нет, Хезер. Я не планировала включать его в нашу команду.

– О чем вы вообще говорите? – спросил Бишоп. – Что ты имеешь в виду под «включать его в нашу команду»?

– Не вмешивайся, Бишоп, – ответила Хезер.

– Поздно, – возразил он и провел рукой по волосам. И в этот момент Хезер поняла, что их отношения больше никогда не станут прежними – они больше не будут шутить над прической Бишопа, поднимать его волосы гелем и скручивать их, чтобы они торчали верх. – Вы у меня дома, не забыли?

– Это уже не игра, – сказала Хезер. Все выходило из-под контроля. – Разве ты не понимаешь? Человек умер.

– О господи! – Бишоп тяжело сел, протирая глаза, будто то, что Хезер произнесла эти слова, сделало их настоящими.

– Почему ты стала играть, Хезер? – Нэт встала, когда сел Бишоп. Она стояла, скрестив руки и щелкая языком. Ритмично. Однотипно. – Если ты не хочешь рисковать и не можешь с этим справиться, зачем ты решила играть? Потому что Мэтт-придурок-Хэпли тебя бросил? Потому что он устал оттого, что его девушка вечно его динамит?

У Хезер перехватило дыхание. Она чувствовала, как из нее с шипением выходит воздух.

Бишоп посмотрел на Нэт и резко сказал:

– Нэт!

Даже Натали выглядела удивленной и одновременно виноватой.

– Извини, – быстро сказала она, избегая взгляда Хезер. – Я не хотела…

– Что я пропустил?

Хезер обернулась. Додж только что подошел, появившись из сверкающего лабиринта барахла и металлолома. Хезер задумалась, как они выглядели со стороны: Нэт, покрасневшая и виноватая, ужасно бледный Бишоп с дикими глазами и Хезер, сдерживающая слезы, и все еще потная после конюшни. Все они злились – в воздухе можно было почувствовать физическое напряжение между ними.

Вдруг Хезер поняла, что все это – результат игры. Это было ее частью.

Казалось, только Додж не замечает напряжения.

– Не возражаешь, если я закурю? – спросил он Бишопа. Тот покачал головой.

Хезер нарушила тишину:

– Я больше не играю. Я говорю это на полном серьезе. Игра должна была закончиться…

– Игра никогда не закончится, – сказал Додж. Нэт отвернулась от него, и на какое-то мгновение, на одно только мгновение он выглядел неуверенно. Хезер успокоилась. Этим летом Додж изменился. Он уже не был тем странным сутулым парнем, аутсайдером, которые три года ни с кем не разговаривал. Будто бы игра его как-то подпитывала, помогая ему расти. – Слышали про Зева? – Он выпустил прямую струю дыма. – Это сделал я.

Нэт повернулась к нему.

– Ты?

– Я и Рэй Хэнрэхэн.

На секунду воцарилась тишина.

Наконец, Хезер смогла спросить:

– Что?