Паника

Даже та часть памяти, которой владел АНК, хранила достаточно, чтобы оправдать жажду Госпожи. Оправдать ее ненависть. Жалкие деяния, какие можно было бы истолковать в пользу человека, тонули в потоках зла. Зло было в самом существовании Детей Дыма. И тут ОНА была права. Но Тот-Кто-Пришел верил, что сумеет искоренить это зло. Вернее, искоренить его в немногих, кто покажется ему достойным усилий. ОНА же ненавидела их всех. Сила Госпожи магнитом притягивала слабые существа. За капли экстатической струи Дети Дыма убивали себе подобных с такой яростной жестокостью, какой никогда не знали Древние. Иногда даже сама ОНА, породившая слепой разгул смерти, содрогалась от отвращения. Дарительнице Жизни подобная бессмысленная злоба казалась омерзительной. Наслаждение болью, смертью, бессмысленной болью и смертью тысяч и тысяч жизней. Такими создал Детей Дыма Враг. Верней, не создал — сделал, потому что не он был их создателем.

Госпожа отступала. И без нее кровавый смерч, в который втягивалось человечество, слабел. Громадная живучесть Детей Дыма брала свое, и через некоторое время все повторялось с отвратительным сходством. Но каждый раз крови и боли было чуть больше, и каждый раз отступающая в недра Госпожа уносила с собой топику чужого мира.

Оба они — АНН и ОНА — понимали: так Враг проникает внутрь. Чтобы исказить сущность Древних так же, как искажена сущность Детей Дыма. И он преуспел бы в этом куда больше, если бы не огромная инерция Памяти. Но Враг все-таки преуспел, и ненависть ОНЫ была частью его успеха.

«Теперь у меня есть ты! — слышал АНК. — Теперь не будет бессмысленной траты жизней. Мы соединим Имена, и Древние вернутся)»

«Мы слишком близки! — предупредил АНК. — Ты помнишь: именно я должен бросить тебе вызов!»

ОНА не ответила.

«Ты уже побеждала! — напомнил Тот-Кто-Пришел. — И кровь Древних бесплодно уходила в землю!»

«Я помню», — откликнулась ОНА. АНК чувствовал: все в ней противится его первенству. Так и должно быть. Но сейчас, когда он слаб, ее сила грозит им обоим. АНК был Порождающим Свет. Но в слиянии Имен, в Неотвратимости, главенствовал не он.

Тарарафе закрепил руль и вынул из водонепроницаемого мешка сухари и консервы. Знаком он подозвал Веерховена.

Поели молча. Когда закончили, масаи выбросил за борт пустые банки и спрятал мешок в ящик у правого борта. Веерховену представилась возможность заглянуть внутрь этого ящика, и он обнаружил там целый арсенал. Один автомат типа «Калашникова», один «Ингрем»

(Веерховен знал эту модель очень хорошо) и большой пистолет, который толком не успел разглядеть. Там же Рихард увидел несколько ящиков с патронами. Возможно, внизу было еще что-то, но Тарарафе уже захлопнул крышку. Но не запер ящик на замок. Масаи мог не опасаться своего спутника: без него Веерховен никогда не добрался бы до континента.

Итак, у них по два ствола на каждого, считая парабеллум Рихарда. Немало, если они решат ограбить банк. И ничто, если им понадобилось бы выжить на Козьем Танце. К счастью, дьявольский остров уже далеко за кормой, и можно надеяться, навсегда в прошлом.

Темнело.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

День угасал. Еще один день, проведенный Роханом на Козьем Танце. Еще один день, прекрасный и спокойный, как шелковистая поверхность океана. В полусотне миль отсюда мог бушевать шторм, но здесь волны, накатывающиеся на белоснежный песок, никогда не поднимались выше лодыжки. И никогда не приносили банок из-под пива или пластиковых ободранных кукол. И это было не менее удивительно, чем спокойствие океана.

День угасал. Он был длинным — и пролетевшим подобно мгновению. Он весь состоял из синей соленой воды, зелени листвы и теплой женской кожи, к которой прилипли крупинки кварца. Или сухие листья. День был заполнен ничем. И полон настолько, что пожелать большего просто невозможно. Если это мир АНКА, то Рохан вложит свою лепту в то, чтобы вернуть его, этот мир. Он вложит себя, вложит деньги своего отца, если удастся. Деньги, пропитанные красной кровью людей и черной кровью земли. Рохан понимал их силу и понимал, как трудно заставить деньги работать ради людей, а не ради других денег. Но он рискнет. Сумеет убедить отца или… Когда-нибудь его состояние так или иначе перейдет к единственному сыну, Рохану Дейну Хамстеру. Рохан подождет. Он научится ждать у своего брата. Если бы не АНК, Рохан никогда не узнал бы вкуса жизни. Он услаждал бы тело и интеллект тем, что полагал изысканным, вроде Флоренс Тейт и сравнительной антропологии. Но истинный вкус Фло он узнал здесь, когда понял, что любит. А что до антропологии, то одно лишь существование Древних переворачивало все, что знал Рохан.