Паника

Вероника оказалась на удивление сильной. Она взяла на себя большую часть Асиного веса, и ей не мешали ни высокие каблуки, ни скользкая шёлковая блузка, ни обилие украшений, ни золотистый декоративный шарфик, висящий на шее, как колье, и норовящий зацепиться за всё подряд. Вдвоём с Лидой они уложили Асю на кровать в спальне и замерли на месте, пытаясь отдышаться.

– Где ваш мобильник? – требовательно спросила Вероника.

– У меня нет, – ответила Лида.

Вероника хмыкнула.

– А её?

– Я понятия не имею.

– И что нам теперь делать?

– Я не знаю.

Вероника закатила глаза и выдохнула. Она была из тех людей, которые могут заставить других почувствовать себя ничтожными за пару секунд.

– Короче, так, – сказала Вероника. – Я сейчас машину подгоню к калитке, а вы пока поищите, из чего соорудить носилки. Через эти заросли я не проеду, а на руках мы её до калитки не дотащим. Зачем мы её только сюда несли? Надо было у двери оставить.

Она не успела закончить, как вдруг за её спиной раздалось лёгкое постукивание. Там, на тумбочке, всё ещё стояло со вчерашнего вечера чайное блюдце с использованным шприцем, ватными тампонами и вскрытыми ампулами. Рядом, сдвинутые к краю, лежали вещи Маргариты Васильевны: очки, журнал с кроссвордами, маленький сточенный карандаш и золотое кольцо, а ещё – небольшая ваза, в которую были собраны разные мелочи: пуговицы, булавки, бусы, блистеры с таблетками. Вероника обернулась и вздрогнула: Шприц и ампулы на блюдце покачивались, страницы журнала шелестели. Пуговицы в вазе шевелились, словно кто-то пытался из-под них выбраться.

– Это что за нахрен? – спросила Вероника.

– Я не знаю, – ответила Лида, и от этого Вероника как будто взорвалась:

– Да ты вообще хоть что-нибудь знаешь?! – И тут же испуганно замерла. Под носом у неё медленно набухала тёмная капля крови. Вероника подставила сложенную ковшиком ладонь, и капля упала прямо туда. Она растерянно посмотрела на Лиду, потом – на Асю. Лида обернулась и увидела, что Ася сидит на кровати и смотрит на Веронику широко распахнутыми глазами. Взгляд у неё был пристальный и словно неживой.

В Лидиной голове возник высокий свист, как из неисправной колонки, этот свист всё усиливался и усиливался, до тех пор пока не стал совершенно невыносимым. Лида согнулась пополам, зажала уши – и вокруг неё наступила темнота.

Вынырнув из темноты, Лида увидела, что над ней парит, закручиваясь спиралью, взлетевшая с тумбочки Маргариты Васильевны мелочь. Она слышала, как постанывает где-то рядом Вероника, но повернуть к ней голову не смогла – не было сил.

Темнота снова поглотила её на время, и при следующем пробуждении Вероника оказалась в поле её зрения: поднявшись на ноги, она нетвёрдыми шагами шла к выходу из спальни. К ней приближалась Ася: медленно и плавно, будто она не шла, а летела по водуху, не касаясь ногами пола. Ася протянула руку и схватила Веронику за тонкий золотистый шарф.

Вероника дёрнулась, пытаясь освободиться, но только туже затянула удавку. Она захрипела, забила руками, Лида рванулась к ней, но тут Ася рухнула на кровать, а парящая в воздухе мелочь, будто размётанная мощным взрывом, брызнула по сторонам и ударила в стены. Свист в одно короткое мгновение вырос от терпимого до оглушительного, и перед тем как снова погрузиться в темноту Лида увидела, что у Вероники из носа фонтаном хлынула кровь.

17.

Шахова вышла из двери с табличкой "Операционная" измотанная до невозможности – и это при том, что рабочий день только начался. Конечно, давали о себе знать волнения предыдущей ночи, но ещё больше – окончательное осознание того, что Фишер – напрасная трата денег. Они откачивали её минут сорок, чуть не потеряли, потом Долгов ставил стент. Если бы не он, Шахова бы сдалась, но Долгов знал своё дело, хотя и вкладывал в работу чуть больше личного отношения, чем хотелось бы Шаховой.

Перед дверью операционной её ждал взволнованный Кирилл – слухи по клинике расходились быстро. Ещё пару дней назад мнения по Фишер у них были диаметрально противоположны, он считал её пригодной разве что для своей прозекторской. Теперь Шахова была готова с ним согласиться.

Долгов, выйдя вслед за Шаховой, увидел Кирилла и стал ещё мрачнее, чем был:

– Что, чёрный ворон, вьёшься? – желчно спросил он Кирилла. – Зря вьёшься.

– Откачал? – с раздражением спросил Кирилл.

– Спрашиваешь, – ответил Долгов.

– Зря.

– Вот если б ты бы там у меня лежал, – Долгов кивнул на операционную, – вот тогда было бы зря. Тогда бы я даже приступать не стал.

Опустив голову, он пошёл прочь по коридору. Шахова проводила его взглядом: невысокий, сутулый, нескладный, начавший лысеть. Полное убожество на вид, по шаркающей, неуверенной походке ему можно было дать лет на десять или даже двадцать больше его пятидесяти пяти, но кардиолог он был от бога.