Да полно, уж милосердный ли Ты и праведный? Не Иегова ли Ты, вечно карающий?
Схватилась руками за грудь, за голову, потом к небу их протянула, на землю холодную бросилась. Нет облегчения! Над нею небо высокое, синее; звезды мигают холодные. Одна!..
Задумалась… замечталась…
В мозгу у нее запечатлелась яркая картина ее ночного гадания…
Глубоко, в глуши лесной мельница Михеича. К ней ведет хорошо протоптанная тропинка. Не одна она в ночную пору сюда о судьбе своей погадать пробирается, многие и до нее ходили, и после нее пойдут про счастие или горе грядущее узнать.
Сердце больно стукнуло… Остановилась…
— А вдруг и я горе какое увидать спешу? Не вернуться ли назад?
Перед глазами Гриша как живой встал. Высокий, статный, кудрявый; глаза отвагой, молодечеством блещут.
— Ах ты, любимый мой! На грудь твою так хорошо склонить голову.
Обовьет меня рука сильная; надо мною он нагнется, с волосами русыми его кудри черные перепутаются, шепчет слова нежные, любовные; устами горячими жадно прильнет, душа моя из тела вон запросится.
Ах, Гриша, сокол мой ясный! Да я за тобою на край света пойду! Ни мук, ни несчастия не испугаюсь!
Для чего же гадать иду?
Люди злые, завистливые вокруг его имени клевету плетут; мою бедную маму смущают…
Дальний он. В городе на заработках постоянно, землей своей не занимается, а одет щеголем, ну и плетут.
Вот я в его хату хозяйкой войду, землей займусь, а он в городе зарабатывать будет. Хорошо заживем, милый мой… Что удивительного, если в пустую избу ему приходить неохота?
А вот потом с заработков домой спешить будет; дома его жена молодая ждет не дождется. Шаги заслышит — навстречу выбежит.
А потом сынишку, красавца кудрявого, в отца вылитого за ручонку выведет. Ах, хорошо… Даже дух захватило от счастия!
К сосне прислонилась, глаза серо-голубые с поволокой к небу подняла, звездам улыбнулась, Бога поблагодарила. Сама она тоже, что твоя звездочка ясная. Под стать Грише; стройная, коса русая ниже пояса, под дугой бровей глаза мягким блеском светятся, на щеках румянец горит, уста алые улыбаются…
Порыв ветра пронесся по лесу.
Зашуршали, зашелестели редкие березки; зашумели, закачались высокие сосны, заскрипели тонкими вершинами, задвигали, к земле наклонили ветки лопастные.
Уж не тебя ли, красная девица, схватить да остановить собираются?
— Ой, не ходи! — грозно, предостерегающе шепчут.
Очнулась от мечты своей Даша. Шагнула, остановилась назад, оглянулась на тропинку битую, что между сосен причудливо вьется, и решительно быстро вперед двинулась.
К шорохам леса журчание воды присоединилось. Загадочно-ласково шумит она, через плотину просачиваясь; в речушку падает…
Вот и мост… Мельница разом из-за деревьев ей навстречу выплыла.
Колесо стоит, не шелохнется.
Молодой месяц серебристым светом залил всю полянку, мельницу, избушку Михеича, притаившуюся у самого леса, брызгами рассыпался по водной ряби, в речушку опрокинулся.
Стоит Даша, как зачарованная.
— Что, девица, или о судьбе своей погадать задумала? К колдуну-мельнику средь ночи не побоялась наведаться, — задребезжал старческий голос у нее за спиной.
Даша вздрогнула, обратно к лесу попятилась.
— Трусишь, девица красная? — подошел к ней близко мельник.
— Нет, не трушу, — оправилась Даша. — Это ты ненароком подкрался, а я на полянку твою загляделась, задумалась. Хорошо тебе жить, здесь, дедушка, одиноко только!
— Одиночество, красная, только в молодых годах страшит, а потом, как обтерпишься, да на людей хорошенько оглянешься, так оно одному и покойнее. Да я и не один: кот у меня, да сова ручная… Что девица, вздрогнула?
— Угадал ты, дедушка, погадать я пришла. Если можешь, покажи мне судьбу; да и домой мне пора!
— Пора, потому что полночь надвигается, самое для гадания время подходящее.
— Ха-ха-ха, — раскатился смех по лесу и горьким плачем закончился.
С головы до ног Даша вздрогнула.
— Что ты, девица, это моя сова тебя приветствует!
— Мяу-у-у, — метнулся мимо Даши черный кот, на плечо старику прыгнул. Куда яркий румянец девался? Как осиновый лист дрожит Даша.
— Ну, ворожить, что ли?
В самое лицо ей старый беззубый рот улыбается, и зеленые кошачьи глаза глядят.
— Да, — еле слышно, дрожащими губами прошептала Даша.
Ушел Михеич.
Плотина бесшумно поднялась. Вода каскадом полилась в реку, алмазными брызгами под лучами сцены рассыпалась.
Медленно, лениво колесо задвигалось… Одна лопасть по воде слегка чиркнула, другая наклонилась и уже сильнее ударила, за ней еще одна и еще… Залопотали, забрызгали, белой пеной сердито зашумели.
— Иди сюда, девица, — подвел Дашу почти к самому колесу мельник.
— В самую пену гляди, да, смотри, назад не оглядывайся. Я рядом стоять буду, а ты вот за эту сосенку держись, а то голова с непривычки закружится!
Обхватила Даша молодую сосну, без мысли, без чувств в пену глядит.
Мельник большой круг очертил, с ней рядом стал.
На плече черный кот сидит. Сова с мягким шелестом над головами пролетела, на сук опустилась.
Старик, на четыре стороны дунув, зловещим шепотом начал: