Паника в Борках

Неслышным, кошачьим шагом перешел, нагрел, разминая в руках, воск, нащупал замочную скважину, нажал, и… О, ужас! Дверь бесшумно распахнулась. Яркий сноп электрического света залил его с ног до головы; четыре сильных руки схватили его, не давая возможности не только уйти, но даже пошевельнуться. Зажатый рот лишил возможности дать криком знать Зенину об опасности.

— Кого вы поймали, г. Крылов? — раздался спокойный голос с легким иностранным акцентом, когда за втащенным вовнутрь дома Орловским закрылась дверь.

— Красного зверя, г. доктор, которого я еще вчера приметил у вашего дома!

— Прекрасно! Через час он навсегда будет безвреден!

— Ради Бога, — простонал кто-то в соседней комнате.

— Э, вы очень сентиментальны, сэр Эдуард. Слушаясь вас, мы давно уже были бы… под замком!

Не имея возможности кричать или протестовать, Орловский с ужасом смотрел на японского доктора. Тахикара, весь расплываясь в улыбку, не торопясь вынимал шприц и небольшой флакон.

— Не бойтесь, милый русский шпион; это совсем безболезненно, а умирать все равно когда-нибудь нужно. Разденьте!

Почти нечувствительный укол в позвоночник. Крошечная ранка напоминала совершенно укус блохи. Ужас в глазах Орловского постепенно угасал; его заменял покой небытия…

Через четверть часа на полу лежал труп. В комнату вошел Крылов, уже одетый в костюм шофера. Прекрасно замаскированный выход на другую улицу остался незамеченным Зениным и Орловским; через него-то Крылов и Зигель вынесли труп последнего.

В тиши ночи чуть долетало до Зенина отдаленное урчание мотора, но он не придал ему никакого значения, не предполагая, что с ним его друг шлет ему привет, но уже обещает не «скорое свидание, а вечную разлуку».

— Как время тянется медленно, как нестерпимо медленно, — повторил он в мыслях. — Вот уже рассвет, а об Александре ни слуху, ни духу. Перелезть самому? Нет смысла; в саду его, наверное нет; нечего там делать так долго… Была не была; испробую условленное средство!

…И в тихом переулке раздалась пьяная песнь. Какой-то запоздалый кутила пишет вензеля по тротуару. Споткнулся… сел на тумбу… Мертвое молчание кругом. Вся кровь прилила у Зенина к сердцу.

— Попался, бедняга!

Идти на выручку, попытать шального счастия, рискнуть?..

Быстро решившись, подошел к подъезду и сильно, властно нажал кнопку.

Заспанный швейцар не сразу открыл дверь. Зенин протянул ему свой полицейский значок и потребовал осмотра помещения.

— Мистер Карвер дома?

— Так точно; только они со вчерашнего дня занемогли и при них неотлучно доктор.

В швейцарской появился Кай-Тэн. Его угрожающе поднятый палец требовал тишины. За ним стоял лакей.

Ничего не понимая, провели они Зенина по всему дому, поочередно освещая комнаты. Чуть приоткрыли дверь и к больному, который неподвижно лежал, повернувшись к стене. Воздух комнаты был пропитан запахом лекарств, на кушетке спал одетым доктор Тахикара.

С нечеловеческой тревогой в душе возвращался домой Зенин.

На следующее утро в Богословском переулке, у крыльца своей квартиры, лежал Орловский. Ни малейших следов насилия на нем не было найдено. По определению врача, он умер от разрыва аневризмы.

Глава XXXII Излишнее усердие

В сыскном отделении переполох. Если случалось прежде, что из кабинета Кноппа выскакивали красные, как рак, дежурный или служащий, вплоть до начальников отделений, то сегодня все выходят, как мел, белые.

В первом случае, если Кнопп выгонял кого-либо со службы в 24 часа, то через 28 часов, если только это был подвернувшийся в крутую минуту несчастливец, можно было смело о нем доложить, и Кнопп не задумывался не только принять уволенного обратно, но часто и извиниться перед ним. Любили и глубоко уважали его все служащие без исключения, хотя за вспыльчивость и называли «чертушкой».

Сегодня «чертушка» решил по щепам расколоть весь уголовный розыск и расшвырять его по свету так, чтобы и заступиться за невинных некому было. Опять разослал по всей Москве разыскивать Зенина; на этот раз не потому, что тот долго пропадал; наоборот, он был только вчера, и не радость ждет начальника от его прибытия, а просто надо сорвать на ком-нибудь какую-то боль, гнев и унижение.

Начальник канцелярии шепотом рассказывает остальным служащим, что сам отнес в кабинет секретный пакет из Петербурга и, когда Кнопп снял печати и пробежал первые строчки, на нем лица не было, а окрик «можете уходить» был таков, что он чуть лбом не разбил двери.

Теперь Кнопп мечется по кабинету буквально как зверь, но зверь раздраженный, доведенный до последней степени ярости. Сейчас уже приказано убраться в 24 секунды со службы двум курьерам и служителю, всегда убиравшему его кабинет. А за что? «Чертушка», носясь по кабинету, зацепился за кресло, ну и полетел со службы Андрей, не научившийся за десять лет убирать кабинет и ставить мебель на надлежащем месте.

— Господи, что-то будет дальше? Помяни царя Давида и всю кротость его, — шепчут перепуганные чиновники.