Панк 57

Затем обхожу дом, проверяя, не поднимаются ли окна, а потом замечаю лестницу на боковой стене дома и останавливаюсь. Глядя наверх, не вижу света в окне Райен.

К черту все. Если ее нет дома, подожду.

Начинаю подниматься.

Забравшись наверх, выхожу на крышу и иду к ее окну. В комнате кромешная тьма, но я слышу музыку. Играет песня „True Friends“ группы Bring Me the Horizon. Времени сомневаться у меня нет.

Приподняв окно, просовываю в него ногу, ставлю ее на пол и проскальзываю внутрь.

И тут же чувствую ее присутствие.

Встав в полный рост, слышу вдох и разворачиваюсь, замечая ее темный силуэт. Она сидит поджав колени в углу комнаты.

Тут же вскакивает на ноги и заявляет:

– Пошел вон.

Глаза у нее красные, как и лицо, мятые розовые пижамные шорты и маечка в мокрых пятнах от слез, волосы спутаны. Она выглядит так, будто плачет давно.

Но, несмотря на это, ее характер дает о себе знать.

Я делаю шаг в ее сторону.

– Куда ты дела письма?

– Иди к черту! – истерит она. – Сожгла!

Я разворачиваюсь и со всей силы бью кулаком в стену.

– Прекрати! – шепчет она. – Тебя услышит моя мама.

– А мне плевать. – Поворачиваюсь к ней лицом. – Я знаю тебя лучше, чем они все вместе взятые. Ты принадлежишь мне.

Она качает головой, и ее глаза снова наполняются слезами.

– Как ты мог так поступить? Я думала, что могу доверять тебе, а ты все это время был рядом и наблюдал за мной. Ты все испортил!

– Я приехал в Фэлконс Уэлл не к тебе, – отвечаю, надвигаясь на нее. – Но, поверь мне, я не жалею. Сколько же времени я потерял, не видя тебя. Теперь я это знаю.

Она всхлипывает.

– Пошел вон.

Но я не могу уйти.

Никогда не думал, что заставлю Райен Треверроу плакать, но за последние две недели сделал это дважды.

Мы продолжали переписываться, потому что были нужны друг другу, потому что делали жизнь друг друга лучше. Но даже после всех тех лет, что мы друг друга знали, мне удалось в одночасье все разрушить.

Мы были друг для друга идеалом.

Пока не встретились.

За злостью, что вижу в ее глазах, скрывается боль, которую она пытается от меня спрятать. Я понимаю, что на самом деле значил для нее гораздо больше, чем она писала в письмах, что в ее письмах было множество вещей, которые она доверяла только мне одному. И я хочу вернуть эти письма.

– Какой же ты эгоист, – тихо всхлипывает она. – Ты только берешь, берешь, берешь и ничего не даешь взамен. Ты совсем не думаешь обо мне. Я никогда не была для тебя живой и настоящей.

В ее глазах появляется отчаяние, а меня накрывает волной ненависти. Меня бесит, что она смотрит на меня как на одного из них.

Я подхожу к ней, прижимаю ее к стене и снимаю с себя футболку.

Она смотрит на меня в замешательстве.

– Да что ты такое творишь?

– Смотри.

Я смотрю ей в глаза, давая понять, что она должна осмотреть мое тело. В автокинотеатре мы оба были сильно увлечены процессом, а сегодня утром в постели я лежал на ней, так что у нее не было возможности меня рассмотреть.

Я достаю телефон, снимаю блокировку, чтобы экран загорелся, и подношу к себе, освещая кожу.

Она нерешительно опускает взгляд, но все-таки начинает медленно водить глазами, изучая меня. И я прекрасно знаю, куда она смотрит.

Ее взгляд падает на кассету с пленкой у меня на груди и вылетающие из нее ноты. На кассете написано «Рука, которая правит миром». Это игра слов из стихотворения, которое цитировала Райен в письме, когда я хотел создать группу, но боялся, а она меня поддерживала.

Ее взгляд опускается к маленьким черным птичкам, парящим у меня на боку и бедре. В рисунок вплетены слова: «Спи спокойным сном под ангельское пенье». Это из «Гамлета», ее любимой пьесы Шекспира. Я сделал эту татуировку после смерти Энни.

Она берет в руки мой телефон и медленно разглядывает меня, подсвечивая экраном. Сначала изучает грудь, потом переходит к спине, читает афоризмы у меня на руке – очередную татуировку, связанную с родителями, рассматривает распадающееся сердце у меня на плече, потом опускается к локтю и читает слова: «Мы с тобой одной крови…». Это ее фраза, которая потом переросла в целую песню. На мне еще множество маленьких цитат, изображений, сценок и других вещей, о которых мы говорили, мечтали и над которыми вместе смеялись.

Я никогда их не прятал и почти не носил толстовки с длинным рукавом, но, чтобы их рассмотреть, нужно время. И почти все татуировки имеют какое-то отношение к ней.

Она снова подходит ко мне спереди. Райен неровно дышит, а в ее глазах сверкают слезы.

– Ты – единственное настоящее в этом мире, – говорю ей я.

Она смотрит на меня так, будто совершенно не понимает, как на это реагировать. Нет, ну серьезно. А чего я ожидал?

Даже если бы она не узнала и я сам рассказал бы ей завтра. Но как бы я это сделал? Есть ли какой-нибудь способ объяснить ей все так, чтобы она поняла?

– Миша, – шепчет она и смотрит так, словно наконец видит меня настоящего.

Я забираю у нее телефон и прячу в карман. Подхожу ближе и глажу ее по щеке, но она вздрагивает.

Я моментально опускаю руку.

– Ты должна выслушать меня.