Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта

Завсегдатаем "Max’s Kansas City" и летних концертов VU была суперзвезда Уорхола, хорошая знакомая Лу Рида, художница и актриса Бриджид Берлин. Благодаря ей и ее диктофону для истории был сохранен исторический концерт 23 августа, вышедший впоследствии на концертном альбоме "Live at Max’s Kansas City". «Добрый вечер. Мы называемся The Velvet Underground, и можно танцевать, если вы не в курсе», – объявляет Лу в самом начале концерта, и группа заряжает, одну за другой, огнедышащие версии "I’m Waiting for the Man" и "White Light / White Heat", которые теперь трансформировались в зажигательные рок-н-роллы. Главное новшество – игра юного Билли Юла. Мы впервые получаем возможность услышать, как звучат известные песни VU с «обычными» барабанами. Благодаря раскатистым дробям, смачным сбивкам и залихватской игрой по тарелочкам, песни «Вельветов» теперь не надвигаются угрожающей поступью, а несутся легкой припрыжкой; они приобретают куда более привычный драйв, вызывающий моментальное желание притопывать и прихлопывать. Через короткое время, однако, ограничения 16-летного ударника становятся хорошо заметны: он слишком переполнен юношеской энергией и желанием виртуозничать, чтобы проявить деликатность и сдержанность на более спокойных и серьезных номерах – как это всегда умела делать Мо. Тем более что Лу, к удивлению многих, решил сделать вторую половину концерта неожиданно лиричной. «В первом сете шли обычные вещи – кое-что с «Loaded», кое-что с "White Light / White Heat", – вспоминал Билли Юл. – Но во втором были песни времен Нико. Я никогда не репетировал и даже не слышал их раньше»^[207]. Любительская пленка, сделанная Берлин, зафиксировала, как «Вельветы», одну за другой, играют прекрасные "I’ll Be Your Mirror", "Pale Blue Eyes", "Candy Says", "Sunday Morning" и "After Hours", звучащую без Морин особенно грустно. Поэт Джим Кэррол, помогавший Берлин делать запись, вспоминал этот момент так: «Я никогда не видел, чтобы Лу так раскрывался перед зрителями. Это был всплеск сверхэнергичной меланхолии. Фразировка Лу зацепила сердце каждого, кто был в комнате. Весь сет был грустным, ранние баллады, сердечные песни, медленные песни; песни, ирония которых оставляла в холодном поту. После концерта кто-то сообщил мне, что Лу ушел из группы»^[208].

Морин Такер, выкроившая время, чтобы заглянуть на один из концертов «У Макса», стала первой, кому Лу сообщил ошеломительную новость: «Он сказал, что ему плохо от этого решения, но он обдумывал его долгое время и решил продолжать в одиночку. Он выглядел притихшим и очень расстроенным» ^[209]. Чуть позже Морин нашла Рида, сидевшего на лестнице в темном закоулке клуба, устроилась рядом с ним и обняла. «Луи, как мне помочь?», – спросила Мо. Но помочь было уже невозможно. Сокрушенный Лу покинул Манхэттен и переселился на Лонг-Айленд – в спасительные и уютные стены родительского дома, где его уже ожидали заботливые Сидни и Тоби Рид. Позже Лу комментировал (вероятно, внося по ходу дела традиционную для себя порцию ревизионизма): «Я терпеть не мог выступать "У Макса"… Я был под давлением, требовавшим от меня делать то, что я не хочу, и это состояние достигло пика… Меня озарило, что я делаю то, что мне говорят делать, как будто бы для моего же собственного блага, потому что говорящие были якобы такими умными… Я давал интервью, в которых говорил, что хочу быть в танцевальной группе, и я хотел этого, но была значительная часть меня, которая хотела заниматься чем-то еще… Я говорил так, будто меня запрограммировали… Мне стало очень плохо от того, что я видел, от того, что делал с собой. Я был не оттуда. Я не хотел быть национальным поп-хитом в группе с поклонниками»^[210].

Жизнь после смерти