Бостон утешал себя мыслью, что рано или поздно бескрайние репетиции кончатся, и он будет гастролировать с группой, играя что-нибудь в духе "Safe As Milk". Однако осенью 1968 года ничто из происходящего в доме на Энсенада-драйв не намекало на подобное развитие ситуации. По воспоминаниям Френча и Харклроуда, рабочий день членов Мэджик Бэнда составлял «в среднем 10–12 часов, а зачастую и больше»[132]
. В то время как ребята с самого утра потели над хитроумными партиями – с неподключенными гитарами, каждый в своем углу дома, – Капитан отсыпался по двенадцать часов богатырским сном. Зато проснувшись (примерно после обеда) он всегда был полон творческой энергии и жажды деятельности. Нередко Капитан бывал недоволен. Во время репетиции он мог возмущенно провозгласить: «Кто здесь думает в "до"?!».Глава двадцать первая, в которой Капитан устраивает «разговоры»
Бифхарт считал, что погружение в творческий процесс должно быть всеобъемлющим. Как уже говорилось ранее, он взял на себя ответственную задачу просвещения музыкантов. Помимо лекций об истории искусства, им также предписывалось слушать новые поэтические творения Капитана. Если музыкальным директором Мэджик Бэнда выступал Джон Френч, то на должность придворного писаря и смотрителя текстов был назначен Джефф Коттон. В обязанности гитариста входило зачитывать остальным музыкантам вслух новые опусы Бифхарта (иногда десяток раз подряд), а музыкантов – впадать в немедленный восторг. Временами этот восторг был совершенно искренним – по словам Френча, тексты, которые ежедневно, в огромных количествах, сочинял Дон, «становились все лучше и лучше»[133]
. Под стать новой музыке, поэзия Дона становилась все более сюрреалистической, насыщенной причудливыми образами, неожиданными созвучиями, изобретательными каламбурами, меткими ассоциациями, ритмическими и фонетическими играми. Один из очевидцев комментировал, что картина мира, которую Ван Влит изображал в своих текстах, была «кошмарной и карикатурной одновременно. Он смешивал легкомысленное и мрачное, духовное и повседневное и заворачивал это на свой манер»[134]. Харклроуд отмечал, что слушать, как Бифхарт зачитывает свои произведения, было здорово, потому что он умел быть «смешным и изобретательным»[135]. Капитан, в свою очередь, получал во время этих чтений столь важную для него эмоциональную подпитку. Тем не менее на протяжении всего периода репетиций он никогда не пытался исполнять свои тексты под музыку, которую сам же сочинял.Вне всякого сомнения, для Ван Влита упомянутые «лекции» и «поэтические чтения» были важнейшими составляющими работы над альбомом. Его не интересовали тексты, которые приносил Марк Бостон, или мелодические идеи, которые предлагал Джон Френч, но он, безусловно, считал, что творческий процесс – дело коллективное. По выражению Френча, Капитан «пытался создать атмосферу, в которой мы почти что жили этим альбомом. Как будто у нас не было личной жизни, мы находились на сцене все время, что он был в комнате»[136]
. Важной была каждая деталь – вплоть до того, как «правильно, по-художественному» держать сигарету. Харклроуд отмечал, что нередко, глядя на своих неуклюжих музыкантов, Капитан испытывал совершенно искреннюю оторопь. В эти моменты он был похож на мужа, жена которого, собираясь вместе с ним в свет, надела какое-то ужасное платье[137]. Однако чаще привычки и повадки музыкантов использовались Доном для манипуляций. Обладавший поразительной внимательностью и чуткостью, Ван Влит всегда умел направить свою атаку точно в цель: он цеплялся «к нашим привычкам в отношении еды, к тому, как мы одевались, как сидели, как общались с другими людьми»[138], – вспоминал Харклроуд.С течением времени эти атаки становились все более опасными. Любой промах, недостаток внимания (или то, что для Бифхарта выглядело недостатком внимания) к новому тексту, или неточно исполненная партия становились началом процедуры, о которой все члены Мэджик Бэнда всегда вспоминали с содроганием. Эти процедуры Ван Влит называл «разговорами». Любой «разговор» начинался со спокойных и, казалось, весьма разумных вопросов Дона. Затем его тон постепенно становился все более враждебным, а беседа понемногу начинала превращаться в допрос. Правильных ответов не существовало, а попытки защиты вызывали лишь еще большую агрессию. «Откуда такая злость? Ты чего такой агрессивный?!», – вопрошал Капитан. Обладая апломбом, недюжинным интеллектом, хорошей наблюдательностью, безупречной памятью, а также незаурядным полемическим талантом, Капитан легко опрокидывал своего (гораздо более юного) оппонента. Далее вина коварного музыканта считалась признанной, и на товарищеский суд призывались другие члены Мэджик Бэнда. Френч вспоминал, что жертва «изолировалась и окружалась остальными, которые стояли рядом, пока Дон, в качестве надзирателя, загонял "музыканта дня" в какую-нибудь логическую ловушку» [139]
.