Панмедиа. COVID-19, люди и политика

Одно дело, когда «десяти негритятам» (аллюзия на роман Агаты Кристи) или «великолепной семерке» белых ковбоев дают возможность пограбить магазины Гуччи или Луи Виттон на Манхэттене, а заодно и приодеться. Такие забавы возместят страховые компании и все быстро забудут об инциденте. Но совсем другое дело, когда толпа крушит памятники людям, которые создавали эту страну, когда цензуре подвергается сам этиологический миф страны и полиция вместе с политиками и лояльными гражданами встает на колени в память о человеке с уголовным прошлым. При этом многие ангажированные комментаторы уповают на статистику: полиция притесняет черных больше, что, конечно, далеко от истины. Согласно официальным статистическим данным, случаи убийств полицейскими белых нарушителей в разы больше, чем черных. Так, в 2020 году (по состоянию на 4 июня) из 429 гражданских только 88 оказались черного цвета кожи[86]. Сама по себе эта статистика не говорит об отсутствии расизма, который, вне сомнений, существует на уровне «личных предпочтений», но при этом не является государственной политикой.

Полезное наблюдение сделал социолог Боб Блонер: в Америке никогда не существовало общественного консенсуса относительно ситуации с расизмом — вне зависимости от экономического положения в стране на данный момент, «белые всегда склонны видеть расизм в упадке, замечая растущее присутствие чернокожих в среднем классе. Последние же, напротив, постоянно склонны рассматривать расизм как сам принцип существования американского общества»[87]. Иными словами, ситуация с расизмом в Соединенных Штатах напоминает рассказ Акутагавы «В чаще» (1922), где четыре персонажа совершенно по-разному интерпретируют одно и то же событие. Расизм не зависит от того, принимается ли тот или иной закон или поправка, минимизирующая риски расистских проявлений, а от того, кто говорит. Мартин Карной пишет, что «самоидентификация афроамериканцев всегда зависела от политики в обществе»[88]. Но нельзя сказать, что то же самое не относится и к белому населению, а тем более сегодня. С введением идеологии PC (politically correct), белые стали в очень большой степени политическим конструктом. Уже нельзя быть просто белым, нейтрально белым, как, к слову, нельзя быть просто французом (по схожим причинам) — можно быть белым виноватым, кающимся, белым, которому случайно повезло, как сам себя назвал нынешний кандидат в президенты Джо Байден, белым, выступающим против расизма и т. п. Раса, как и пол, больше не является биологической категорией, она не существует вне политики — она существует для политики.

Black Lives Matter приняло формы большевизма — это прямой результат террора идеологии «политической корректности» (одного из элементов нового фашизма), которая была запущена в США примерно два десятилетия назад. Все началось с того, что интеллигентам из университетов наказали, как правильно писать слова, обращенные к так называемым меньшинствам, в том числе и женщинам. В текстах, при обращении к фигуре читателя, в любых научных или научно-популярных книгах и статьях, нужно было писать «he or she» (он или она), а еще лучше — «she» (она); черному населению Америки долго искали подходящий термин, чтобы избежать слова black, означающего в данном случае цвет кожи. Хотя чем black хуже или обиднее white — непонятно; вероятно, только тем, что black ассоциируется с рабством. Но рабство в Соединенных Штатах отменили в 1862 году указом президента Авраама Линкольна, через год после отмены крепостного права в России — очередной пример синхронизации истории наших двух стран, — а в 1863-м закреплено Прокламацией об освобождении рабов. И сейчас слово black вернулось обратно и стало главным маркером движения: не Afro-American, не Negro, а именно black lives matter, что говорит о нежелании самих протестующих соблюдать политически корректный лексикон, навязанный белыми. Они хотят, чтобы их воспринимали, им поклонялись и давали деньги именно как blacks.

Большевизм Black Lives Matter заключается в абсолютном неприятии иного мнения: кто не с нами, тот против нас! Как в период русской революции, происходит раскол в семье, чаще между детьми и родителями. Школьница из Луизианы Изабелла, ставшая уже знаменитой, записала ролик, где говорит, что ненавидит своих родителей за то, что они с ней спорят о Джоржде Флойде и сомневаются в его праведности. Другая школьница, и не она одна, посылает родителей матом за сомнение в правильности движения и неприятие погромов. Журналиста Fox News Такера Карлсона, который сказал, что «маленькая группа людей [опять же — меньшинство], завладело нашей страной и устанавливает свои правила», объявили расистом и потребовали выгнать с работы. Американские школьники становятся Павликами Морозовыми, и мало сомнений в том, что если понадобится, они сдадут своих пап и мам с не меньшей легкостью, чем это сделал их русский предшественник.