Черные люди кое-что показали Андрею, кое-что такое, после чего он уже никогда не был таким, как прежде.
Глава 5
Жук и Горемыка остановились в заброшенном доме. Дом был одноэтажный, из четырех комнат. Жук растопил печку, уселся на стуле, прямо перед заслонкой, раскурил сигарету. Горемыка сел на старый продавленный диван, что стоял у стенки. Ноги его ныли, точно старые и больные зубы. Он тоже закурил, и сизый дым немного взбодрил его, принеся с собой ощущение спокойствия и силы.
Жук разогрел еду с помощью печки, и спутники принялись ужинать. Солнце опускалось вниз, к земле, и делало оно это очень быстро, словно ход времени на Полигоне был не таким, как во всем остальном мире. Казалось, время тут течет иначе, как-то быстрее. И чем ближе к центру Полигона они пробирались, тем сильнее становилось это чувство.
— Тут все какое-то странное, — сказал Горемыка.
— Что ты имеешь в виду? — спросил у него Жук, пробуя на вкус горячую тушенку.
— Мне кажется, что время здесь идет слишком быстро.
— Я тебя предупреждал о том, что время в Полигоне живет по своим правилам.
— А это значит, что и мы здесь быстрее стареем? Или нет?
— Человек никогда не стареет, запомни это. — Жук укусил сочный кусок мяса, и горячий жир полетел в стороны. — Человек просто со временем забывает ту первозданную мудрость, что была вложена в него природой. Но стоит ему умереть, как он все вспоминает и осознает мир так полно и всеобъемлюще, как только возможно.
— А откуда ты это знаешь, Жук?
— А потому что я уже познал этот мир.
— Хочешь сказать, что ты уже умер?
Жук не ответил. Он лишь усмехнулся и положил себе в рот еще кусок мяса.
Ну и ладно. Ну и пускай. Горемыка тоже принялся за еду. Только ему мешало постоянное ощущение какой-то нервозности, точно он чувствовал зуд, но не мог понять, из какой части тела он исходит. Это ощущение было таким надоедливым и мерзким, что Горемыке пришлось кусать себя за язык, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. А время тем временем шло, и следы его терялись в холодном песке вечности, как теряются люди в огромном космосе, стоит им преодолеть гравитацию Земли и вылететь туда, где царит холод и мрак.
Солнце уходит за горизонт, скрывая свое желтое лицо плотной тканью одеяла, а на смену ему на небо забирается луна. И она приводит с собой монстров, чьи рты полны мелких зубов, а глаза злые, как у маньяков, когда по их телу проходит ток и они сотрясаются на электрическом стуле. Горемыка знал, что в этом месте обитают монстры, он чувствовал их своей кожей и затылком. Они были здесь повсюду, но умело прятались, точно богомолы в высокой траве или пауки в земляных норах. Одного из них они уже видели — это был черный бильярдный шар, который оставлял от людей один лишь скелет, съедая все, что было на нем, точно мороженое на палочке. Горемыке было очень неуютно: его не покидало ощущение того, что за ним все время кто-то наблюдает, кто-то, казалось, заглядывает в окна заброшенного дома, изучая его посетителей, собирая о них информацию, чтобы потом напасть.
Горемыка ел совершенно без аппетита, а Жук уплетал еду как надо. Жир летел во все стороны горячими брызгами. Дом, в котором они расположились, был полон всякого хлама, словно кто-то стаскивал его сюда. Может быть, сам Жук и стаскивал, подумал вдруг Горемыка, а может, и кто-то еще. Горемыка расстелил себе спальник между двумя холодильниками, что лежали рядом, словно два белых гроба. Жук же не стал ложиться спать — он сказал, что не хочет, и остался сидеть возле печки, весь какой-то застывший, словно статуя.
Ну и пусть сидит, подумал Горемыка. Он знал, что ничем хорошим все это не кончится, но что уж тут поделать. Видимо, такова была его судьба. Горемыка засыпал, смежив веки, и видел он над собой странные темные силуэты наподобие человеческих фигур, а еще слышал голоса и видел знаки. Горемыка шел по полю, усеянному человеческими черепами, он шел по полю, а на голове его была соломенная шляпа, шляпа была большой и мудрой, точно сам Господь снял ее со своей головы и надел на голову Горемыке. Горемыке понравилось это ощущение, хоть оно его немного и испугало, но шляпа придала ему чувство власти над самим собой и над этим миром. И он больше не боялся всех этих людей. Не думал о том, что они скажут о нем и что подумают. Люди превратились для него в скелеты, которыми была устлана дорога в рай. Горемыка шел вперед, а по лицу его ползла кривая и злая ухмылка. Что-то внутри Горемыки, возможно, какой-то его внутренний центр, его «я», дернулось, как пойманная охотником птица, да и застыло как статуя. Застыло прямо как тело Жука, когда он сел возле печки. Вот к чему все пришло, грустно подумал Горемыка, засыпая, проваливаясь в черную и тяжелую бездну. Вот оно к чему все пришло.
Глава 6