Паноптикум

Были, правда, в этом особнячке прописаны еще двое или трое жильцов, но в действительности они здесь не жили, а только приходили иногда, усаживались в саду, вздыхали и громко, так чтобы и супругам Тинко было слышно, на все лады склоняли слово «уплотнение». Со своей стороны Тинко, который не имел ко всему этому делу никакого отношения, кроме разве обязательной для каждого гражданина бдительности, за тридцать форинтов в месяц принимал к сведению существование мнимых жильцов и молчал о них, как могила.

Бела Гранач длинными, извилистыми путями, посредством небольших отклонений от фактов в своей автобиографии и на основании глубоко обдуманной переоценки curriculum vitae[35] получил должность изготовителя сиропов на государственном сиропном заводе. Кроме зарплаты, премий, благодарностей от дирекции за хорошую работу, он принес также домой полученный от министерства диплом и повесил его в передней, чтобы утвердить тем самым свою классовую принадлежность.

В результате переговоров, длившихся четыре года, забор совместными усилиями был возведен, даже не забор, а изгородь из проволоки. Деревянные колья они поставить не захотели, потому что дети, как бы хорошо они ни были воспитаны, все равно выроют их в первый же год. На верхний ряд проволоки насадили колючки, чтобы желающие перелезть через эту изгородь как минимум разорвали штаны. Но когда Робика, сынишка Граначей, раскровянил попку, а куры Тинко не на шутку поранились, представители обеих сторон снова уселись под ореховым деревом и после обсуждения вопроса решили, что колючки с ограды надо снять.

Супругам Тинко и супругам Гранач пришлось порядком попотеть, чтобы лишить изгородь кровопускательного характера. Они дружно проработали целое воскресенье. Граначне путалась у всех под ногами, пытаясь прикрыть безделье зонтиком, который она все время держала над своей головой, а порой и над головой мужа, чтобы защитить его от палящего солнца.

До сих пор все шло мирно. Неприятности снова начались из-за орехового дерева. Это дерево росло в саду у Граначей, но так близко к линии, на которой поставили изгородь, что пришлось даже немного изогнуть проволоку. Почему это дерево выросло именно там, никто не ведал. Не знали даже такие люди, которые вообще хорошо знакомы со всякими странностями природы. Ствол развесистого, тенистого двадцатипятилетнего орехового дерева рос в саду Граначей, благодаря чему Гранач утверждал, что оно принадлежит ему, и считал, что вопрос о правах на дерево решается тем фактом, на чьей земле оно растет. Все бывшие жители дома также могли подтвердить, что дерево относится к саду Граначей. Это подтверждала даже старая акварель, некогда написанная генеральшей Кокашди. (Надо сказать, что вилла была построена супругами Кокашди, мечтавшими создать маленькое уютное гнездышко на случай, если военная конъюнктура пойдет на убыль. Того же, что в действительности произошло, генерал предвидеть не мог. Он был плохим стратегом.)

Но Гранач не спорил. Разве мог он спорить о такой ничтожной вещи, куда относится и кому принадлежит ореховое дерево? Тем более с Тинко. Ведь если у того вдруг начнутся колики в желудке, он способен рассвирепеть и устроить бывшему сиропозаводчику такие неприятности, от которых его с большим трудом завоеванное общественное и семейное положение может пошатнуться и затрещать, как отяжелевшие от плодов ветви орехового дерева под порывом налетевшей на них бури.

Но как бы ни обстояло дело и в какую сторону ни простиралось бы дерево, ничто не могло изменить того факта, что его ствол произрастает из сада Граначей. Зато ветви, эти густые развесистые ветви, на которых каждый год появлялось так много орехов, почти целиком протянулись над садом Тинко. Туда же сыпались и поспевавшие орехи. Так уж криво выросло это дерево. Те же немногие ветви, что простирались над садом Граначей, несмотря на уход Гранача, почти не приносили плодов. Чего только он ни делал, даже вымазал ствол дерева известью по крайней мере на метр от земли, отчего бедное дерево выглядело так, как будто на него надели гамаши. Один лишь черт ведает, почему эти ветви были бесплодными, а те немногие плоды, что появлялись на них, уже ранней осенью падали, не дозрев, на землю или же высыхали на самом дереве и становились похожими на сушеный чернослив.

Значит, дерево принадлежало Граначу (если взять за основу частной собственности ствол и корни), но его ветви, вернее гордость и краса этих ветвей, простирались над запущенным садиком Тинко, заросшим травой и изгаженным курами.

И это было бы еще ничего, если бы, как вероятно думает и внимательный читатель, дело действительно не отличалось большой важностью. Всем ведь ясно, что орехи, растущие на дереве, являются собственностью хозяина дерева.

Нет, слишком уж просто смотрят на жизнь благонамеренные и трезвые люди, не имеющие никакого воображения…