Паноптикум мотыльков

Жертва смертельной тоски, непреходящей боли. Ощущение пробитого на вылет сердца… Червоточины внутри… Да какое мне до нее дело? — спросила себя София и, отбросив печальные мысли, шагнула на освященную солнцем гравийную дорожку, ведущую в парк.

Идеальные изумрудные лужайки, постриженные травинка к травинке, вертолетная площадка с огромной буквой Н посредине белого круга, тенистый пруд в окружении плачущих ив, украшенный раскрывшимися солнцу восковыми кувшинками, заросший тростником маленький водопад, спускающийся с холма. Небольшой птичник и зоопарк для маленьких гостей отеля. И наконец, жемчужина парка, прекрасный цветник, лабиринт из цветущих рододендронов, японских кленов, ремонтантных роз, айвы, барбариса и олеандров всех возможных расцветок. Белые, малиновые, желтые, розовые гроздья соцветий. Волшебство, да и только.

Она запомнила это чудное место со времени последнего посещения отеля и была рада, что выбрала для отдыха именно июнь, начало буйного цветения. Прогулявшись по замысловато очерченным тропинкам лабиринта, насладившись фантастической красотой кустарников, завораживающим жужжанием шмелей, приторным ароматом, плывущем в воздухе, София с легким головокружением покинула прекрасную ловушку.

Ее путь лежал к высоченной, подпирающей небеса канадской ели, пирамидальной красавице, выросшей на небольшом пригорке, напротив главного входа в отель.

Дерево уже издалека впечатляло своими размерами. Приблизившись, София восхищенно присвистнула. Вот это гигант!

Его крона в нижней части занимала не менее шести метров в диаметре, а кудрявая верхушка терялась в лазурной вышине.

Пушистые лапчатые ветви касались земли, создавая вокруг мощного ствола естественный укромный уголок- шалаш. Подчинившись внезапно проснувшемуся любопытству, София, разведя колючие ветки, заглянула во внутрь и замерла от изумления. Там действительно существовал потаенный уголок, придуманный и обустроенный маленькими гостями отеля. Самодельный столик, сколоченный из досок, пара спиленных ветвей, используемые как сидения. Скорее всего это был тайный штаб местных разбойников или контрабандистов. София почувствовала ребячий задор, искрящейся волной пробежавшейся по жилам. Подобные тайники они строили в летних лагерях. И наслаждались островком свободы, вдали от настырных воспитателей. Нахлынувшие воспоминания заставили ее улыбнуться. Последнее лето детства. Лагерь Костер. Пашка Петров и его смешные записки, которые она находила в секретном штабе. Приглашения на свидания за забором лагеря, с единственным желанием, поцеловаться с самой красивой девочкой отряда и растрезвонить всем о победе. Покрасоваться.

Где ты сейчас, дружок Пашка? Раздобрел на семейных хлебах? Сказочно обогатился или почил в неизвестности?

Дети везде одинаковы. Божьи создания, не зависящие от времени и места…

София начала осторожно осматривать укромное убежища, Осколки керамической посуды, бутылок, ржавые консервные банки, надо же… окурки запрещенных сигарет… Милое дело — тайком от родителей посмолить косячок! Ничего не меняется.

Обойдя вокруг ствола, она испуганно вскрикнула. Торчащая сухая ветвь чуть не поранила ей глаз. На ней, нанизанный на сучок, трепетал на сквозняке лист бумаги.

Осторожно сняв его, София поняла, что перед ней настоящее любовное послание, оставленной неизвестной влюбленной по уши девочкой.

"Mon cher Gay, quand tu viendras a notre place, je serai tres loin.

J'ai pas eu le temps de te dire au revoir car mon

pere a insister de vite partir en Italie,

sur les eaux. Mon coeur et mon dernier baiser restront ici pour toujours"

" Мой милый Гай, когда ты придешь на наше место, я буду уже очень далеко.

Я не успела попрощаться с тобой, папа настоял на срочном отъезде в Италию на воды. Но мое сердце и последний поцелуй навсегда останутся здесь.."

Вместо подписи красовался отпечаток губ, оставленной явно украденной у мамы перламутровой помадой. И следом неумелый рисунок. Девочка и мальчик, держат друг друга за руки, в обрамлении сердечка, выведенного дрожащей страдающей рукой маленькой дурехи.

София опустилась на сотворенную детскими руками скамью. В этом месте до сих пор чувствовалось страдание, невосполнимая тоска по первой утраченной любви, почти взрослая скорбь разбитого навеки сердца… Первозданная боль. Чистая, настоящая, какая бывает лишь один раз, в детстве. Потерянная любовь, зияющая рана, которая возможно не зарастет вовеки.

Время потеряло для нее счет. София застыла на неудобной самодельной скамье, пронизанная насквозь первым искренним чувством неизвестных, повзрослевших здесь детей.

Она оплакивала свою бестолковую жизнь. Двойное предательство мужа, нелепую смерть мальчика, ставшей для нее пределом, через который она не смела переступить. Под страхом смерти приказала тогда своему сердцу остыть. Она замерла во времени, разрешив себе существование на автопилоте.