На некоторое время в квартире воцарился хаос, Юра большими глазами следил за суетой девушек, которые сдвигали, раскладывали и стелили. Для человека, долгое время жившего в одиночестве, парень держался молодцом, хотя быстро устал от этой беготни, тихо встал и, накинув на плечи свою полосатую ветровку, вышел из квартиры. Лев, с одной стороны, понимал, что вряд ли стоит соваться к человеку, если тот хочет побыть один, с другой стороны… мало ли что? Лев выждал пять минут и выкатился за ним.
В первый миг он перепугался, не обнаружив парня на крылечке, но потом заметил тонкий силуэт на качелях и успокоился. Снова напрягся, когда рядом с силуэтом вдруг, откуда ни возьмись, возник другой – высокий и широкоплечий. Лев не успел ни окликнуть Юру, ни подъехать к нему, мальчик среагировал сам – спрыгнул с качелей, дал деру к ограде площадки, перепрыгнул ее и в три прыжка оказался у дверей.
– Эй, ты чего?!
Свет фонаря выхватил из мрака Костю. Он подошел, Юра отступил к дверям.
– Не бойся, это свои, – сказал ему Лев.
Юра не ответил, но дышать, вроде как, стал спокойнее. Растрепанный Костя в домашних растянутых трениках растерянно оглядел Юру.
– Ты чего шуганый такой? – он перевел взгляд на Льва. – Я ж только время спросил! Папаня за таблетками отправил, я вышел, а мобилу забыл. Наша-то аптека работает еще?
Лев глянул на часы.
– Через пятнадцать минут закроется.
– Блин!
Костя рванул с места, как заправский спринтер, Юра с опаской посмотрел ему вслед.
– Это Костик, – пояснил Лев. – Тут, напротив живет. Очень клевый парень. Скоро уедет, правда, – с сожалением вздохнул он.
– К-куда? – спросил Носочек, не сводя глаз с бетонного угла, за которым скрылся Костя.
Лев удивленно посмотрел на Юру.
– Не знаю. Он с детства хотел путешествовать.
***
За три дня, которые Юра провел в доме у Льва, тот узнал о мальчишке дополнительные любопытные подробности, кроме отвращения к бумажным кулькам. Вернее сказать, к производимому ими звуку. Впрочем, это относилось к любому плоскому тонкому материалу, потенциально способному издавать звук. Юра записывал свои стихи и аккорды в обычную толстую тетрадь. На бумаге полагалось писать, но не сгибать ее. Гулкий звук бумажного кулька или фольги действовали на Носочека примерно так же, как на Льва – скрип ножа по тарелке или шарканье ботинка по пыльному бетону. Диксистские карточки Юра хранил в красивой плоской коробке – правило бумаги на картон не распространялось.
Что же, у каждого свои загоны. Льву почему-то доставляло удовольствие выяснять Юрины. Это походило на детскую игру в раскопки: никогда не знаешь, что именно выроешь из плотно спрессованного бруска и когда это случится. В быту парень оказался неприхотливым – свои правила и неписанные законы он соблюдал, не нагружая этим окружающих. Сам ходил в ближайший магазин, покупал привычные продукты. В один из вечеров принес пачку безе, и Каленче удивилась: сладкого Юра практически не ел, и уж точно не стал бы покупать нечто столь хрустящее.
«Я слышал, ты любишь».
С Ленчей он тоже уже общался по сети.
Главной проблемой для Юры стала невозможность петь. Утром девушки спали допоздна, потом у Юры был сеанс радиовещания, обед, а там уже и Лев возвращался с работы… Ленча предлагала Носочку закрываться в спальне, где он смог бы сосредоточиться хотя бы на пару часов, но на практике это не работало: то Саже нужно было забрать что-то из вещей, то Каленче приносила с сушки чистое белье… даже если этого не происходило, Юра постоянно нервничал, что вот-вот кто-нибудь войдет.
– Почему ты у нас боишься петь? Ты же выступаешь в клубе, там народу куда больше.
«Я не боюсь. Просто в клубе все чужие. – Юра задумчиво покусал губу, потом добавил: – Не знаю. Я не пел свои песни при маме».
– Почему?
Юра пожал плечами.
– Может, попробуешь? – предложил Лев. – Я живую музыку уважаю.
Носочек не ответил, но Лев уже знал, что обижаться на это не стоит: мальчишка молчал тогда, когда не мог сразу ответить собеседнику или себе самому на какой-то вопрос. И это выглядело определенно разумнее, чем пустое вранье ради вежливости или скоропалительные решения – ради нее же – «нормальных» людей.
Носочек дозрел в воскресенье. Вышел из спальни с гитарой в руках, сел на диван возле Ленчи. Она улыбнулась ему ободряюще, отложила книгу. Юра провел по струнам – тихо, словно на пробу – не онемели ли от волнения? Закрыл глаза и запел.
Лев слушал, как завороженный – так это было здорово. Даже не сама музыка и не то, как Юра миксовал популярные лирические хиты со своими. А перевоплощение. Словно они с такой же замершей от восторга Каленче воочию наблюдали превращение лягушки в прекрасного принца.