Пансион передержки шлюх

– Что случилось? – тихо спросил Лев.

Костя прочистил горло, было слышно, что он отошел куда-то в сторону – шума в динамике стало меньше.

– Короче, приехали, у дома чисто было. Я решил проконтролировать, что пацан зашел и все нормально. А там нихуя не нормально.

Носочек жил на последнем этаже пятиэтажки, квартира напротив пустовала, сколько он себя помнил. Может, потому соседи не подняли шум. А может, потому что им было просто плевать. На деревянной двери квартиры и частью даже на стене было размашисто написано «хуесос», а сама дверь свободно болталась, ощетинившись выломанным замком. Внутри квартиры оказалось еще хуже.

Они приходили не воровать, а просто выместить злость. Причем не свою, а того, кто их послал. Костя вызвал полицию, те приехали довольно быстро. Потоптались, посмотрели, составили бумажку.

– Один порошок посыпал на дверные ручки, типа отпечатки снять. Я спрашиваю – а че, если они в первый раз и пальцев в базе нету? А он мне: так не бывает.

Из ценностей пропали деньги, что лежали в банке у выхода, ноутбук и пара микрофонов. Большие колонки и усилитель от гитары взломщики просто разбили. Юра показал Косте место под кроватью, куда никто не добрался. Там под линолеумом лежали два плотных пакета. Костя кинул их в найденную в шкафу сумку, туда же побросал дополнительные вещи и альбом с фотографиями, в который Юра вцепился, едва они вошли в квартиру.

– Тот мент сказал, стопроцентный висяк будет, – вздохнул Костя. – В прошлом месяце тут недалеко еще две квартиры обнесли, до сих пор никого не нашли.

– Как он? – спросил Лев, стискивая рукой телефон.

– Юрик? – спросил Костя. – Ну… поначалу плакал, конечно. Пришлось чуток того… типа, ограничить в движениях. А теперь уже молодцом, – улыбнулся Костя. – Ну, а че убиваться-то?! Я ему и говорю – это ж вещи. Мамкины фотокарточки целы, ты тоже. Ухоронку твою забрали. Ну и все. Остальное – дело наживное. Да, малой?

Лев закрыл глаза, представляя себе каково Носочку, чей привычный мир теперь оказался до основания разрушен с хладнокровной жестокостью. Но рядом с Юрой был Костя. Костя понятия не имел о Юриных особенностях. Может, и к лучшему, что это оказался именно он. Без сантиментов, без лишней осторожности, простой и ясный, как гладко обтесанный дубовый брус.

– Я там у соседа снизу взял молоток, гвозди, мотнулся тут в строительный неподалеку, дверь забил пока. Сейчас вот в кафе сидим. После такого лучше всего вкусненького чего-то тяпнуть. Ну, Юрик доест и поедем: мне-то пироженок на один зуб, а дома мама борщ сварила…

***

Вернувшийся Юра казался спокойным, даже заторможенным. Сидел, где посадили, смотрел в окно. Часа через три Льву пришло сообщение:

«Теперь мне все равно, где быть. Я гостиницу какую-нибудь найду. Спасибо тебе за все».

«Всем вам».

Лев прикатил в гостиную, остановился прямо перед парнем.

– Да кто тебя отпустит?

Юра поднял на него глаза.

– Ладно, приходи в себя, – буркнул Лев. – Потом решишь, что тебе с собой делать. А пока поживи, нам тут без тебя скучно будет, привыкли к бесплатным концертам.

Носочек прикусил без того изгрызенную губу, потом едва заметно улыбнулся.

С этой минуты что-то изменилось в нем. Лев не взялся бы судить, к худу или к добру, но, скорее, второе. Юра словно наверстывал упущенное: услышав разговор, приходил и садился рядом, слушал. Мог долго и внимательно наблюдать за тем, как красится Сажа или как Ленча гладит белье. Заглядывал в экраны чужих телефонов и на страницы книг. Прикасался к домашним осторожно, словно изучая – как это? «Ну, прорвало…» – проворчала Кристина, когда Юра в первый раз обнял ее. В тот день она приготовила кроме корзиночек с кремом мягкое «детское» печенье, зная, что Юра не любит хрустящего. Лев обнаружил в своем личном блокноте, куда писал дурацкие стихи, следы Юриного пребывания. Кое-где на полях появились написанные карандашом альтернативные рифмы, а на последней странице несколько четверостиший, явно вдохновленных прочитанным.

«Тебе неприятно?»

Лев даже не знал, что на это ответить. Блокнот не был дневником, он валялся в доме повсюду, но никто до сего дня не открывал его и не вникал в Львовы писульки.

– Да читай, если нравится, – наконец, пожал он плечами.

Понятие «личного пространства» у Юры в голове явно сдвинулось, девочки, особенно Кристина, реагировали на удивление спокойно, терпеливо ожидая, когда Носочек придет к равновесию. Они это даже не обсуждали, ни при нем, ни без него.

Мать боялась за Юру всю свою жизнь. Боялась, переживала и всем с порога заявляла, что у нее «особый ребенок», словно втайне гордясь этим. В школе было не так плохо: добрые учителя, довольно дружный класс. Носочка не доставали сверстники. Вот старшаки – да, бывало, но Юре после нескольких стычек удавалось избегать встреч с особо отмороженными. В прямом смысле: он от них убегал. Мама узнала об этом в седьмом классе и стала провожать сына и встречать со школы. Тогда он еще не заикался. Это пришло потом.