Пансионат

— Все же эту среду нельзя назвать абсолютно враждебной. Незнакомой — да. Но ведь мальчик остался жив в течение длительного времени, а значит, у нас тоже есть шансы. Представьте себе, что мы колонизируем далекую планету или необитаемый остров. С чего бы вы начали, Александр Павлович?

— С реестра наличных ресурсов, конечно. Что можно употреблять в пищу, что — использовать для строительства… Юрий Владиславович, вы серьезно считаете, что у нас не получится вернуться в пансионат?

— Возвращаться вообще редко у кого получается, а тем более в нашей ситуации. И потом, посмотрите вокруг… Красиво!

В опрокинутом небе разворачивается спиралью мерцающее зарево: жемчужно-серое, лиловое, сиреневое, золотое. Веером пробегают по дуге мимолетные и яркие голубые лучи. Искаженный скальный горизонт колеблется и вдруг расступается расщелиной, узкой, как меч. Впереди угадывается странное, неназываемое пока, но безусловно прекрасное.

Тим поднимает руку по направлению. Оборачивается к остальным с необязательным, ритуальным вопросом:

— Туда?

— Да хоть ко всем чертям, — бормочет Пес. — Какая ж разница теперь?

Гоша двигается след в след за Тимом, по-военному чеканя шаг. Смотрит прищурившись из-под сдвинутой на лоб милитарной маски. Молчит.

За ним, немного в отдалении, идут Рыжий и Михаил.

— С ними же Ирка, — втолковывает Рыжий. — Ирка, она… Если с ней договориться, это все равно, что сделать самому. Никакой погрешности, ни малейшего сбоя. Не переживай ты так.

— На себя посмотри.

— Я не из-за нее… не из-за них. Ладно, чего уж там скрывать… Вот она — беспомощная совсем. И ей уже скоро. Смешно, да? Скажи, Мишка, тебе смешно.

— Обхохочешься.

Писатель — позади всех. В новой оптике нового, прямо сейчас, в моменте определяющегося и оформляющегося в деталях мира он видит каждого из них во всех проекциях одновременно: анфас и со спины, в профиль и с высоты птичьего полета, крупным и общим планом. В новой акустике слышит на отдельных звуковых дорожках все разговоры, включительно с подтекстами и не вербализированными пока мыслеобразами, запросто считывает у каждого его воспоминания. Он знает о них всё, обо всех. Еще немного, и ему начнет казаться, будто он сам их выдумал.

Они идут, и темнозеленые скальные тени падают на них наискось, завиваясь на концах в узкие волнистые ленты. Звенит в воздухе тонкая серебристая пыль. Пробует голос первая, невидимая еще птица. Получается тихо и музыкально, и она поет снова, смелее, звонче. Горизонт замедляет спиральное вращение, нащупывая себе точную и четкую линию, она остаточно вибрирует, как затихающая струна. Под ногами распускаются маленькие звездчатые цветы.

И тогда навстречу ступает женщина.

Тоненькая и легкая, с новорожденным младенцем на руках.

Рыжий пока ее не видит, и она беззвучно посмеивается, незамеченная, наблюдая за ним. У нее нечеловечески яркие глаза, брызжущие счастьем и светом.

— Папа!!!

Из-за спины женщины с ребенком выскальзывает Карина, мчится к Михаилу, вспрыгивает на него, обхватив ногами в поясе, виснет на шее, и тогда все замечают всех. Поднимается изумленный радостный шум, похожий на жужжание весенних насекомых и журчание талой воды. Звездочка и Рыжий-Рыжий, следуя Карининому примеру, берут своего отца в неразрывное кольцо, Ирина останавливается неподалеку с улыбкой. Белора падает на грудь Тиму, Контесса прижимается к Псу, и негромкое, неоднократно повторенное имя Рыси все же не встает между ними. Ермолин и Спасский беседуют с Ниной Васильевной и Анной Георгиевной, то и дело по очереди обводя окрестности широким жестом. Элька подходит к Гоше вплотную и, привстав на цыпочки, натягивает шерстяную маску ему на лицо, оба смеются. Анька расцеловывает то Игоря, то Андрея, то Стаса, а Марьяна стоит рядом и смотрит своими нереальными глазищами, какие, впрочем, теперь у них у всех. Юми и Такоси держатся за руки, и оглядываются вокруг, и разговаривают непонятно и тайно, как будто они здесь одни.

Писатель делает шаг навстречу женщине с ребенком. Он хочет сказать ей, что наконец-то понял, разобрался во всем, нашел причину, вычислил ответ. И вот-вот отыщет для него правильные и точные — или выдумает новые — слова.

Женщина улыбается. Но, кажется, не ему.

Рыжий, по-прежнему окруженный детьми, подходит к ней, произносит ее имя, берет на руки младенца. Старшие дети жмутся ближе и подпрыгивают, им тоже интересно посмотреть. Женщина глядит на Рыжего, только на Рыжего и больше ни на кого и ни на что. Ирина поддерживает ее под локоть, хотя, конечно, это совсем не нужно, она твердо стоит на ногах и не думает взлететь.

Тяжелыми складками бархата прогибается густое лиловое небо. В произвольном порядке вспыхивают на нем изумрудные, малиновые и металлически-белые звезды. Если сосредоточиться, можно сформировать из них новые созвездия. И дать им какие угодно имена.

Пока есть немного свободного времени, писатель развлекается этим.

Над горизонтом встает зеленая луна.

Coda

— Над акваторией Средиземного моря произошла катастрофа пассажирского самолета Австрийских авиалиний