Пансионат

— Там нет летучих мышей. А ты снова попал в какую-то очередную дурацкую передрягу, опять пришлось выручать тебя, — сказала девушка спокойным, но каким-то грустным голосом.

— Да, верно. Вечно меня девушки спасают.

— У тебя такая судьба.

— А почему?

— Что значит — «почему»? — не поняла Голубика. — Ты меня позвал, и сегодня целый день ты под моей защитой.

— Целый день, надо же… а я чем-то могу отблагодарить, кроме спасиба?

— Можешь. Только пойдем куда-нибудь подальше. Это плохое место, нехорошо здесь.

Мы пошли в сторону леса, углубились в него, вышли на небольшую, абсолютно круглую полянку, поросшую какой-то густой, но необыкновенно мягкой травой, и расположились там.

Вокруг пели птицы, а я вдруг подумал, что уже скоро конец июня, и птицам пора бы перестать петь. Или еще рано, и это произойдет чуть позже?

— …Я старалась спать, — рассказывала Голубика о своем нахождении на острове во время милитаризации и войн. — Мне было страшно просыпаться, страшно выходить к людям, страшно говорить, а все потому, что злобные люди многие годы подряд ранили мою землю, сеяли в нее смерть и пытались разрушить мой остров. Пожелай им зла, пожалуйста.

— Зачем? Их уже давным-давно нет. Их прах давно растворился в этом мире, — ответил я чьей-то чужой незнакомой фразой. — И потом, ну пожелаю кому-то зла, а что толку?

— Я чуть не погибла тогда, но выжила. Я была очень сильная, но все-таки долго болела… и только совсем недавно перестала болеть. Остался этот шрам через все мое тело, ото лба до пятки. Сейчас он зажил и сузился, но совсем не исчез. И не исчезнет теперь никогда.

Птицы продолжали петь, недалеко посвистывал поползень, где-то звенела синица.

— Все равно ты красивее всех. Никогда не встречал таких красивых девушек.

— Врешь, — грустно сказала она. — Ты всем девушкам так говоришь, я знаю. А я не красивая, и не девушка. Ты всегда врешь, но мне приятно. Зачем так? Для чего ложь лучше правды?

Иногда ее наивность поражала.

— Такова жизнь, — банально ляпнул я: привет, капитан Очевидность. — Но ты же действительно красавица!

— А мое уродство? Я безобразная калека.

— Ты прекрасна. Это не уродство, это твоя особенность. Шрам не может обезобразить тебя.

— Опять врешь… нет, не врешь. Ты веришь в то, что говоришь. Веришь? Почему?

— Потому, что говорю правду.

— Ты женат?

— Нет, но у меня есть женщина. Там, далеко.

Некоторое время мы молчали, вдруг она произнесла еле слышно:

— А я никогда никому не смогу стать женой. Подари ребеночка. Я сейчас, в эту минуту, очень люблю тебя и лучшего отца для своего ребенка просто не представляю.

— А? — я вздрогнул. — А разве ты… у тебя… разве тебе можно..?

— Можно. Очень тебя прошу, подари! Чтобы я стала беременной. Буду носить его в чистоте, без всяких глупых и злых мыслей и никогда не избавлюсь от него…

* * *

…Когда все истощилось, я вдруг спросил:

— Можно немного еще побуду? С тобой?

— Зачем? — она вскинула на меня свои голубые, с темными прожилками, глаза. Как и раньше, я не смог ничего прочитать в этом взгляде.

— С тобой хорошо и спокойно. Ты очень добрая, а мне скоро придется идти к каким-то сволочам и делать им зло. А я не хочу, противно все это.

— Не хочешь не делай.

— Не могу, у меня договор. Если не сделаю зла, то погибнет хороший человек. Произойдет еще большее зло.

— Тогда иди… Нет, погоди… Вот, возьми это.

— Это что? — спросил я, разглядывая пачкающий пальцы белый брусочек, по виду не отличимый от мела, каким в школе мы писали на досках.

— Мел.

— Мел Судьбы? — улыбнулся я, вспомнив известный фэнтезийный роман и фильм на его основе.

— Нет, просто кусочек мела. Если попадешь в безвыходную ситуацию, когда тебе будет угрожать смертельная опасность, очерти около себя круг.

— Около себя круг… Все точно по Гоголю.

— Только не потеряй.

— Просто круг? А что-нибудь при этом сказать надо? Заклинание какое-нибудь, или что-то там еще?

— Нужно представить. Очень ярко вспомнить время или место, где тебе было действительно спокойно и хорошо, безопасно и удобно, тогда зло тебя не настигнет. И еще одно. Не рассчитывай на меня больше и не зови меня — все равно не приду.

Я даже не помню, как добрался до пансионата.

Как только я вернулся в свой коттедж, первым делом направился в ванную, с намерением залезть под душ. Многочисленность и разнообразность дневных эмоций, переживания и приключения требовали водных процедур. И тут заметил странность — мыло мое лежало в мыльнице, полотенце тщательно расправленное, висело на своей вешалке, а мои купальные тапочки аккуратненько стояли около ванной. В самой ванной было мокро, а на кафельных стенах блестели капельки воды. Я точно знал, что никто в наших домиках убирать не будет — нас сразу предупредили, в первый же день. Если кому-то приспичит сделать уборку, надлежало подать заявку и внести отдельную плату. Вывод напрашивался только один — в мое отсутствие тут мылся некто чужой, причем этот чужой даже не удосужился ничего скрыть.

14. Аутичка