#Панталоныфракжилет

Когда-то шли этим путем и Вельзевул, Аполлион и Легион со своими товарищами. Когда они поняли, что дорога, ведущая в Небесный Град, проходит через город Суету, они сговорились устроить там ярмарку, где бы круглый год шла торговля всевозможными предметами суеты. Купить там можно все: дома, имения, фирмы, ремесла, должности, почести, титулы, чины, звания, страны, царства, страсти, удовольствия и всякого рода плотские наслаждения. Не брезгуют и живым товаром: проститутки, развратные мужчины, богатые жены и мужья, дети, слуги обоего пола, жизнь, кровь, тела, души. Выбор серебра, золота, жемчуга, дорогих каменьев огромен! На этой ярмарке толпами бродят во всякое время фигляры, шулеры, картежники и бродячие артисты, безумцы, плуты и мошенники всякого рода. Круглосуточно можно созерцать всевозможные зрелища, и притом бесплатно, – воровство, убийство, прелюбодеяние, клятвопреступление[180].

В России после 1917 г. Беньян был основательно забыт, да и в англоязычных странах в XX в. он утратил популярность. А выражение vanity fair прижилось и стало нарицательным. В русском языке оно закрепилось кружным путем через перевод романа Теккерея, у которого тоже непростая история: текст умершего в 1935 г. переводчика М. А. Дьяконова был отредактирован для советского издания Р. М. Гальпериной и М. Ф. Лорие. Отсюда и разночтение: в дореволюционном переводе Беньяна, сделанном Ю. Д. Засецкой (между прочим, родной дочерью Дениса Давыдова), была ярмарка суеты. В том, что победил вариант ярмарка тщеславия, по большому счету, решающую роль сыграли историческая случайность и идеологическая цензура – религиозная литература в советское время надолго оказалась под запретом. Но вряд ли кто-нибудь сейчас, в эпоху, когда старый перевод книги Беньяна вернулся к читателю и находится в открытом доступе в интернете, будет настаивать на ярмарке суеты. Тем более что слово суета для современного русского читателя означает в основном “толкотню, бессмысленные телодвижения, утомительные занятия”, а вовсе не то, что подразумевал Беньян. Тщеславие не только более звучно, но и более адекватно передает смысл. Перед нами идеальный пример того, как изначально авторский образ становится идиомой в родном языке, а потом заимствуется в другие языки уже в качестве идиомы. Связь с первоисточником истончается почти до невидимости.

В XVIII–XIX вв. фразеологический запас русского языка активно пополнялся из французского. Французский язык подарил нам такие выражения, как золотая молодежь (в оригинале, скорее, “позолоченная” – jeunesse dorée), искусство для искусства (l’art pour l’art), игра не стоит свеч (le jeu n’en vaut pas la chandelle), таскать каштаны из огня (tirer les marrons du feu). Последняя идиома когда-то была более длинной и звучала как tirer les marrons du feu avec la patte du chat – букв. “таскать каштаны из огня лапами кота”. Ее часто связывают с басней Лафонтена “Обезьяна и кот”, где обыгран этот сюжет, но она, по-видимому, старше басни, а Лафонтен лишь проиллюстрировал ее смысл. Так или иначе, в России эта басня малоизвестна, и оборот таскать каштаны из огня попал в русский язык как самостоятельная фразеологическая единица.

Один из наиболее часто цитируемых примеров идиомы французского происхождения – быть не в своей тарелке, которая встречается еще у Грибоедова в “Горе от ума”:

[Фамусов – Чацкому: ]

Любезнейший! Ты не в своей тарелке.

С дороги нужен сон. Дай пульс… Ты нездоров.

Пушкин в свое время указал, что это калька с французского ne pas être dans son assiette: