Пантанал

Двери встречались повсеместно деревянные, и нужная дверь тоже не была исключением, долгие годы после Б.К. не приучили парижан к канонам безопасности. Звонок надо было крутить, Башмак и крутнул, пробормотав неразборчивое под нос. Неужто молитву? До этого ни в чем крамольном замечен не был. 12 Российский легион в Магрибе не верил ни в бога, ни в черта, ни в Великого Луку. Только в автомат «СуперКалашников», бронебойный патрон калибра 7,62 и собственную удачу.

Я поймал себя на том, что ничего не знаю про приятеля. Где он был 5 лет после армии? Чем занимался? И кто на самом деле мог заинтересоваться артефактами самого Луки. Мне стало так жутко, что захотелось немедленно уйти, но было как всегда в моей жизни поздно. Проблема всей моей жизни заключалась в том, что я не успевал вовремя смыться.

Защелкал дохлый замок, загремела цепочка-нонсенс! Дверь распахнулась на всю ширину, открывая вид на потешную фигуру в сером толстом халате, будто найденном на помойке. Хозяину на вид было лет 60. Редкие волосы на голове расчесаны вперед строго параллельно, можно сосчитать каждый волосок.

— Антре! Заходите! — поторопил он.

По акценту можно было судить, что он кто угодно, только не француз.

Он захлопнул дверь, едва мы вошли и жестом указал куда идти. В комнате дешевая офисная мебель темно коричневого цвета, стол, стулья, на столе ноут и принтер. Папки лежали.

— Господа, прежде чем мы приступим к делу, хотелось бы оценить, что вы имеете, — сказал Лайонель.

Голос был булькающий, он говорил словно с конфетой во рту. И я вдруг понял, какой это акцент. Славянский, а может даже, русский! Что усилило чувство опасности. Француз что, лягушатник и педераст, 80 лет под железной пятой, раб толерантности, а чужеродный барыга, выживший в центре Парижа, это пронырливый хитрожопый гадский папа, у которого ничего святого, местные для него мусор, своих земляков он тоже на колу мотал.

— Оценивать будете при нас! — заявил Башмак, хоть на это сподобился, но убежденность, что без хорошей драчки отсюда не выбраться только окрепла.

А чем драться. Оружия нет. Если бы нас с ним поймали в Европе-пожизненный срок, а то и виселица, если на стволе покойники. Слабая надежда, что и потенциальные покупатели думают также.

— Покажите товар для начала мне! — попросил Лайонель.

Башмак вытащил завернутую в платок тамгу и положил на стол. Лайонель достал из кармана халата лупу, поползал над тамгой, не прикасаясь. На лице его появилось удовлетворённое выражение. Судя по тому, что все чувства барыги отражались на его лице, у меня возникла надежда, что этого ишака можно надуть и выбраться из переделки без потерь и повреждений.

— Мне надо показать ее Жусту! — подытожил Лайонель, спрятав лупу обратно в карман.

— Скажите, куда принести товар! — потребовал Башмак.

— Зачем нести. Совершенно случайно Жуст оказался у меня в гостях! Жуст! Ты можешь войти! — крикнул Лайонель.

* * *

Мне приходилось видеть опасных людей. У вошедшего было лицо сумасшедшего. Глубоко посаженные глаза излучают ненависть. Лицо в глубоких грубых шрамах, которых не касалась рука хирурга. Настоящий дикарь, животные инстинкты охотника, безжалостность зверя.

Башмак, весь на нервах, белый как бумага, изрядно перетрусил, поэтому не обратил внимания на руку гостя. А зря. На руке болталась невзрачная красная нитка-символ принадлежности к Фаланге.

С этой бандой мне до сих пор везло не встречаться, иначе я бы сейчас не сидел в уютной парижской гостиной. В Фалангу входили настоящие религиозные отморозки, убийцы и садисты. В плен они не сдавались и никого не брали.

В принадлежности Жуста к Фаланге сомневаться не приходилось. Он источал звериные флюиды. Он видел нас насквозь. Не протянул руки, не приветствовал кивком. Какие деньги? Ежу понятно, что, если мы уберемся отсюда живыми, считай мы заново родились и нам здорово повезло.

Если бы мы оказались вооружены, он убил бы нас из собственного оружия. Так как оружия нет, он вырвет нам глотки. Вон какие ручищи.

Мне сильно захотелось в туалет, и я попросился.

— Обойдешься! — грубо сказал Жуст.

— У меня слабый кишечник после ранения, — соврал я.

В глазах, в которых не было белков, появился интерес.

— Где воевал?

— В Сибири. Крестьянские восстания 79-го.

Интерес потух. Он хотел меня пытать.

Тут вступил Башмак, хоть он и козел конченный, втравил в такую историю, но тупым никогда не был и сам понял, что ловить тут нечего.

— Пусть сходит, а то навоняет тут!

Я привстал. В мыслях был короткий пробег по коридору. Главное, открыть без заминки дверь. Если заминка случится, хоть секундная, Жуст нагонит и раздавит о дверь как гончая кролика.

Не тут-то было.

— Сидеть, ишак! — он толкнул в колено, я ткнулся задом в диван обратно, было такое чувство, что врезался коленом в стальной рельс.

— Ты нас обижаешь, уважаемый, — проблеял Башмак. — Если нам не верите. Мы зайдем в другой раз.

— Давай, сука, тамгу! — Жуст протянул свои грабли, под ногтями черно багровая грязь, на бойне что ли работает.

— На! — крикнул Башмак, коротко глянув на меня.