Пантанал

Когда Вершинин вернулся, злой, накаченный раздражением, все ждали его за столом. На горячее отбивная с овощным рагу.

Суки черные всегда хорошо готовят. Деко откупорил бутылку виски. Сашка тоже любил виски. Резануло воспоминание. Хотелось рвать и метать. Обычно лягушатники пьют вино, подумал Вершинин.

— Вспомнил, что вы русские любите крепкие напитки, — Деко улыбнулся, показав сахарно белые зубы.

Врет, сука, понял Вершинин. Изучил мое досье, любимые привычки. Ну я вам сейчас устрою. Он уже раскрыл рот, чтоб начать метать сарказм. Что-нибудь наворчать такое, чтоб навсегда испортить нигерам настроение и отбить охоту таскать по домам. Только сейчас он подумал, зачем он здесь. С какой целью его пригласили? Втянуть в какие-то доверительные отношения? Какие могут быть доверительнее отношения между сотрудником СК и этими дикарями?

Тирада была готова, когда Вероник слабым детским голоском попросила его передать хлеб. Когда он грубо сунул ей хлебницу, она даже промахнулась с первого раза. Хорошо, что он не успел съязвить.

Раз за разом она пробовала рукой воздух мимо тарелки.

Несмотря на прекрасные с виду глаза, Вероник была слепая.

* * *

— Глиома зрительного нерва, — объяснил Деко после ужина. — Опухоль доброкачественная, нужно как можно быстрее делать операцию, пока не распространилась дальше. Но такие операции делают только в России в Самаре.

— Сложная проблема, приятель. Было бы гораздо проще, если бы подобные операции делали где-нибудь в колониях. В Германии, например. В Россию тебе не попасть. Ты не русский, к тому же негр. Ты, наверное, узнал уже, что у нас на сложные операции очередь исключительно из россиян. Надо совершить что-то грандиозное для России, чтобы тебя в качестве исключения приравняли к ее гражданам. А как это случилось?

— Упала с самоката, — коротко пояснил Деко. — Хоть я и был рядом, но отвлекся буквально на секунду. Если бы вернуть время назад!

Перед мысленным взором Вершинина сам собой возник грязный раскаленный асфальт с потеками машинного масла. Молодой парень в светлых летних брюках и рубашке лежит в круге обступивших его ног. Его Сашка. Люди обсуждают произошедшее, шумно переговариваются. Сейчас приедет полиция, всех разгонят, и они побегут дальше по своим делам, ведь это всего лишь эпизод, внимания не стоящий. Полицейский найдет старое одеяло, набросит на покойника, неловко, потому что не рискнёт приблизиться, чтобы не запачкаться. А Вершинин в это время с застывшей маской вместо лица будет ехать в душном автобусе. Он ничем себя не выдаст, ни единой гримасой или слезинкой, но на конечной остановке водила араб долго будет орать и трясти его, чтобы выпроводить из автобуса. А он будет сидеть словно мертвый, словно пули, выпущенные в Санька, убили и его тоже. Да так и было. Интерес к жизни остался там, в душном автобусе, уехал навсегда с хамом арабом.

Он и не заметил, как Деко ушел помогать супруге прибирать посуду. У него такое бывало. Он словно проваливался в небытие, не существовал некоторое время, потом выныривал и не мог понять, где находится.

Если он начинал таким образом сходить с ума, это можно было лишь приветствовать, потому что терпеть эту боль внутри не было никакой возможности.

Когда он вернулся, Вероник сидела на диване.

— Можно тебя посмотреть? — испросила она разрешения.

Он разрешил, и тогда она подняла тоненькие ручки, и он почувствовал детские пальчики на лице.

— Эуженио, у тебя такие шрамы!

— Это не шрамы, это морщины.

— Но морщины не появляются просто так, каждая как шрам за какое-то событие. Вот эта, например. Это ты спасал принцессу.

— Я не рыцарь, я следователь.

— А что, следователь не может кого-то спасти?

— У меня не получилось.

— Потому что ты по-настоящему не пробовал. Доктор сказал, что я снова смогу видеть, только надо очень-очень постараться. Напрячь все силы. Это как прыгнуть очень далеко. Надо толкнуться изо всей силы и даже больше, иначе ничего не получится. Ты выкладывался когда-нибудь изо всех сил?

Пожалуй, нет, прикинул Вершинин. Разве что, когда Жуста чуть не взял, но тогда была другая ситуация.

— Вот видишь! — важно сказала Вероник.

Потом она озадаченно спросила:

— Ты белый?

Вершинин встрепенулся:

— Разве белые чем-то отличаются от черных?

— А как же, — серьёзно продолжала Вероник. — Белая кожа более толстая, на целый сантиметр! И если ущипнуть, то у нее звук более глухой. Как по дереву палкой.

— Я сейчас кому-то по попе палкой! — шутливо пригрозила Камилла. — Не слушайте ее, Жак, ей все Феликс про вас рассказал.

Вероник зашлась от смеха. Вершинин поймал себя не непривычном действе-он улыбался впервые за долгое время.

Когда настало время прощаться, Вероник выпросила у него номер телефона. Родители встревожились.

— Тебе это ни к чему!

— Мне не в тягость.

Он набрал номер, и из сотового, висевшего на шее девочки полилась певучая мелодия.

— Грустная у тебя песня!

— Точно! — загорелась Вероник. — Хорошо, что ты заметил. Я поставлю на тебя веселую!

Деко, выйдя провожать, сказал: