Читаем Пантелеймон Романов полностью

КАШИН. Какой тебе к черту братец! Ошалела?

ФЕКЛА. Что угодно, гражданин?

КАШИН. К дьяволу гражданина! Да сними ты к черту этот идиотский наряд… Пугало огородное какое-то! Вот что: все это отсюда долой — гусей, кровати, чугунку. Я теперь хозяин в своем доме. Опять хозяин, черт возьми!.. (Набожно крестится.)

ШИШИКИНА. Только тронь, я тут такую пыль подниму, что не обрадуешься.

КАШИН. Уедешь ты отсюда или нет? (Берет щетку.)

ПЕТУХОВ. Гражданка-амеба! Вас просят об освобождении не принадлежащей вам площади, которую вами, ввиду осадного положения, временно уплотнили. А теперь благородно просят о выходе. Алле! Фить!.. Не помогло. Антракт… Тогда другое средство. Дайте-ка (берет щетку).

ШИШИКИНА (спокойно). Вот возьму тебя поперек, задеру штанишки да всыплю по первое число.

ПЕТУХОВ. По первое… У, грубая скотина. КАПИТАНША. Серж, что же вы стоите? КАПИТАН. Позвольте-ка… Ну-с, дверь видишь?

ШИШИКИНА. Вижу!

ПЕТУХОВ. Открыть надо. (Бежит открывать.)

КАПИТАН. И только?

ШИШИКИНА. А что же еще?

КАПИТАН. Но движения в себе никакого не чувству-ешь? Тогда — направляющее средство. (Берет щетку.) По линии АВС — гоп!

ШИШИКИНА. Только тронь — сейчас крик подниму. После первого сентября выселять не имеете права, я женщина тяжелая. (Капитан подходит со щеткой.) А-а-а-а-а-а-й! Караул!.. А-а-а-й!

КАПИТАН. Тьфу ты, пропасти на тебя нет.

ПЕТУХОВ. Ну-ка. капитан… Маневр на классовой психологии. Акт третий. (Схватывает клетку с гусями и бежит с ней к двери.) Муж, за ней!

ШИШИКИНА. Ай, ай!.. Куда понес? Куда? Ай, ай, ай! (Бежит, подобрав юбку.)

ПЕТУХОВ (возвращается, запирает дверь). Теперь эпилог. (Схватывает ее вещи и бросает в окно.) АННА ФЕД. Ну, слава богу.

ПЕТУХОВ. Реставрация закончена. А что же чего полагается? Хозяин, как же это? От Мамая вас избавили, а вы?

КАШИН. До чего ты, братец, надоел. Ну, ладно, поди в погреб, в старый, знаешь?

ПЕТУХОВ. Знаю, знаю.

КАШИН. Только одну бутылку, не больше.

ПЕТУХОВ. Будьте покойны, обладим. Вали, все долой отсюда, ставьте стол. Я сейчас. (Отодвигают кровать, ставят стол.)

КНЯГИНЯ. Все уже кончилось? Ушли эти греки или как?.. Да. меньшевики.

БЕРКУТОВ. Большевики, княгиня. Это несколько иное, чем меньшевики.

КНЯГИНЯ. Я, по обыкновению, путаю. А разве есть и те и другие?

КАПИТАН. Есть. По росту различаются.

КНЯГИНЯ. Как по росту? Ну, вы все шутите. Он шутит? Ну, какой злой. Я ведь, правда, очень плохо разбираюсь в этих вещах. А где же союзники?

БЕРКУТОВ. Союзников нет, княгиня. Очевидно, один их призрак напугал наших угнетателей.

КНЯГИНЯ. Ах, союзников нет… Один их призрак…


Входит Петухов с бутылками под мышками, в руках, в карманах, за жилеткой. Навеселе.


ПЕТУХОВ. Вот они, мамочки мои!

КАШИН. Я ведь тебе одну бутылку говорил принести.

ПЕТУХОВ. Ну, обсчитался… (Ставя бутылки, капитану.) Коньяк, брат, 20-летний. Ты попробуй. (Дышит.) От одного духу голова кружится.

БЕРКУТОВ. Товарищи!

ВСЕ (изумленно оглядываются). Что такое? Что вы?

БЕРКУТОВ. Ой, ради бога, простите. Господа!

ПЕТУХОВ. Вот теперь все так-то переучиваться приходится?

БЕРКУТОВ. Господа, я хочу сказать несколько слов. Наша первая национальная доблесть — это способность самокритики и покаяния.

ПЕТУХОВ. Верно… (Наливает на кровати вино.)

КАШИН. Петухов, молчи.

БЕРКУТОВ…И я не могу не отметить, что во время дней испытания некоторые из нас обнаружили некрасивую трусость и полное отсутствие гражданского мужества…

ПЕТУХОВ (указывая на капитана). Верно, верно…

БЕРКУТОВ. Я имею в виду Петухова

ПЕТУХОВ (удивлен). Виноват?..

БЕРКУТОВ. Этот субъект — какое-то воплощенное политическое легкомыслие, если не сказать больше… Не успела прийти новая власть, как он уж примазался и стряпает пьесу ярко-революционного содержания…

ПЕТУХОВ. У меня уж патриотическая завтра будет готова.

БЕРКУТОВ. Тем хуже. Как вы. Петухов, сами не можете этого понять.

ПЕТУХОВ. Мою душу аршином не измеришь! В тот самый момент, когда я давал ему пьесу, во мне совершенно неожиданно произошел мгновенный переворот. И я опять возродился. За белые цветы нации — аристократию — княгиню и графа. Ура!

ВСЕ. Ура… Горько, горько!

ГРАФ. Господа, позвольте.

ВСЕ. Горько! Не отвиливайте. Просим… Требуем… Горько!.. (Шум.)


Граф целует княгиню.


ВСЕ. Молодец… Ура!..

ИВ. ИВ. Позвольте тост.

ГОЛОСА. Княгиня, за прекрасных женщин. Ура!

ИВ. ИВ. Послушайте, товарищи, граждане, господа… ПЕТУХОВ. Вали, брат… (В совершенном опьянении.) Слушать, черт вас возьми… О, господи… (Все замолкают.)

ИВ. ИВ. Предлагаю тост за… (Пожимает плечами.)Забыл, как называется.

БЕРКУТОВ. Что как называется?

ИВ. ИВ. Вы… вы как называетесь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология Сатиры и Юмора России XX века

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза