Точно неизвестно, как в погребальной практике отразились иранские представления, связывающие в Коммагене небо с Ахура-Маздой. Можно лишь выдвинуть некоторые предположения по этому поводу. Поодаль от изваяний и барельефов Восточной террасы Нимруд-Дага был сооружен монументальный четырехугольный алтарь, где горел вечный царский огонь[205]
. Он на макрокосмическом уровне имитировал пожар Вселенной как символ ее огненного обновления[206]. Сама гробница Антиоха, несмотря на безусловное анатолийское влияние, сказывавшееся на ее подтреугольной форме[207], имеет сугубо иранские черты. Она распланирована согласно четырем сторонам света: на Западную, Восточную и Северную террасы. С юга к ней подходил путь, предназначенный для процессий. В это пространство вписана окружность, переходящая в конус, которая, в свою очередь, символизировала небо – самозданный небосвод[208], т. е. Ахура-Мазду – Зевса Урания. Похожую погребальную концепцию встречаем в сакских гробницах Тагискена (первая половина I тыс. до н. э.), раскопанных в Средней Азии[209]. Г. Виденгрен приводит очень интересную аналогию нимруд-дагской гробнице и ее культовой практике: в парфянской поэме «Вис и Рамин» рассказывается о подобном мавзолее, где был устроен вечный неугасимый огонь (Вернемся к трактовке образа Ахура-Мазды как неба, что выявляется путем анализа арсамейской надписи. Такое понимание образа Оромазда чрезвычайно архаично, оно сформировалось, может быть, еще в индоиранскую эпоху, по крайней мере, в доахеменидское время[211]
. Подобное понимание Оромазда как неба имеется в «Ясне», т. е. в «Гатах» Зороастра (Yasna. 30. 5). Можно задать вопрос, почему такие архаичные религиозные представления доживают до I в. до н. э., фактически до позднеэллинистической эпохи, будучи отраженными в коммагенской эпиграфике? Вероятно, потому, что перед нами явное свидетельство влияния иранских политических верований, верований, мало напоминающих канонический зороастризм, сохраняющихся на территории Малой Азии и в I в. до н. э. (см. Введение). Совсем не исключено, что религиозные представления, согласно которым Ахура-Мазда считался воплощением небесного свода, были занесены в Коммагену из Западного Ирана, и это произошло в ахеменидскую эпоху, когда она входила в состав Персидской империи (в провинции Киликия, а позже в Армению)[212]. Правда, некоторые исследователи считают, что иранский этнический элемент прослеживается в Коммагене (Куммух) уже в IX–VIII вв. до н. э. Это выявляется при анализе имен некоторых царей, правивших в этом государстве[213]. Поэтому подобные религиозные представления могли проникнуть в Куммух (Коммагену) уже в раннюю эпоху.Итак, форма Ζεύς Μέγας Οὐράνιος является греческой калькой с иранского Ахура-Мазды-Оромазда, хотя, возможно, некоторые черты бога-громовержца позаимствованы Оромаздом у греческого Зевса, но здесь, как будет показано ниже, не все так просто. Таким образом, из тех сведений, которые содержатся в пятом столбце надписи из Арсамеи-на-Евфрате и манифесте из Нимруд-Дага вытекает, что Оромазд выступает в ней как царь богов света, бог-громовержец, к престолу которого попадают праведники, т. е., по-видимому, почитатели его культа. Упоминанию Зевса все же стоит предать определенное значение, несмотря на то что его эпиклеза Οὐράνιος, возможно, калька с образа Оромазда, в чем проявляется явный греко-иранский синкретизм.
Обратимся теперь к изобразительному материалу, дающему представление об образе Зевса-Оромазда. Наиболее примечательным является барельеф с Западной террасы Нимруд-Дага[214]
, где изображен сам Оромазд, сидящий на троне, и царь Антиох I, пожимающий ему руку. Стела, на которой высечены обе фигуры, имеет трехметровую высоту. Мы не будем подробно останавливаться на одежде и головном уборе царя – они будут проанализированы ниже (см. Глава 3. § 2). Обратимся лишь к иконографии божества. Оромазд одет в типично мужское одеяние ахеменидской эпохи, в так называемый «сарапис» – верхнюю, нераспашенную одежду с длинными рукавами. Обычная ее длина – выше колен, иногда она доходит до низа таза, еще реже чуть ниже его[215]. На барельефе «сарапис» как раз чуть ниже колен. Правда, само одеяние бога сохранилось достаточно плохо, видны только его внешние очертания. Лучше сохранился его головной убор. Это – типично персидская тиара по типу башлыка[216], на которой хорошо различаются звезды, буквально усыпавшие ее.